– Что, княже, боязно тебе, а кому нынче не боязно? Встретил я сынов твоих.
Князь смотрел на него молча, не произнеся ни звука, но монах решил говорить:
– Старший сын твой Даниил муки адовы пройдет до конца, но достойно из ада выйдет, только крепче и сильнее от тех испытаний станет.
– А младший? – спросил князь
– Не знаю, темно все у него впереди, не ведомо мне ничего.
Но по лицу его понял князь, что просто не желает он сказать правды. Но князь не стал настаивать, может лучше не знать чего-то, так всегда спокойнее было. Но еще печальнее после таких откровений стал взгляд его. И сам он чувствовал, что младшему сыну его уготована еще более печальная судьба, чем Даниилу. Ему хотелось спросить, есть ли жизнь после жизни, будет ли он знать, будет ли видеть, что на земле происходит после его ухода. Хотел спросить, но рта так и не открыл, боясь услышать то, что он может сказать. А тот, будто мысли его, читая, усмехнулся и тоже промолчал. Лучше ему этого не знать пока, пусть хоть какой-то срок спокойно поживет. Всему свое время и незнаниям и знаниям свой срок отведен. А ему не так долго оставалось в ожидании томиться. И это они оба тоже знали.
На миг закрыл очи свои Роман, но когда он открыл их, рядом никого уже не были, и только подивился князь тому, как быстро мог уйти сей служитель божий, словно по воздуху он переносился. Совсем один сидел он в гридне своей богато обставленной теперь. Все гости его, увидев ее в первый раз, не могли не дивиться этой роскоши, и говорили, что ничего подобного у Киевского князя отродясь не бывало.
Он позвал слуг и велел им свечи зажечь. За размышлениями не заметил он, как темнота наступила кромешная. И жутко ему в той темноте показалось, хотя ничего в своей жизни не боялся князь Роман. По комнате забегали живые огоньки, и словно что-то светлое и легкое в душе его появилось.
– А может не так все страшно, как кажется? Только служители божьи страх нагоняют, чтобы проще было с душами людскими управляться. Но кто может наверняка сказать, что правда, а что только выдумки пустые?
И подошел князь к иконам, и стал молиться. В последние годы он любил разговаривать с богом, какие-то тревоги и печали свои ему высказывать. Но последние его молитвы были о защите земли русской и его сыновей. Он понимал, что сам уже слаб и не сможет помочь им – его время уходило безвозвратно, и бывшие его союзники и Всеволод, и Рюрик Окаянный со всех сторон наседали, и ляхи грозили, ощутив его слабость. И надо было хоть что-то попытаться сделать, для укрепления власти своей.