Вот уже на протяжении нескольких дней, она почти ни с кем не общалась, а успокоение находила только в творчестве. Оно всегда ей помогало расставить мысли по местам, только в этот раз все складывалось совсем иначе. Ксюшу вообще редко кто мог вдохновить, а после встречи с Иваном, она писала картины одну за другой и никак не могла понять, почему же именно он пробудил в ней такой творческий подъем. Каким образом, совершенно посторонний человек может занять все твои мысли, стать твоим источником вдохновения, стать светом в конце тоннеля, по которому ты движешься? На эти вопросы Ксюша ответа не знала, но уже отчетливо понимала, что это светлое чувство в ее груди с каждым днем разгорается все сильнее и заполняет все ее существо.
– Знаешь, я тут на днях с Нестеровым общалась, он все-таки ничего, и по общению, да и внешне он довольно симпатичный, – как, между прочим, сказала Карина, устраиваясь удобнее в мягкое кресло.
– Не знаю, мне он не очень нравится, – сказала Ксюша, стараясь сохранить спокойный вид, но при этом, отчетливо чувствуя, как внутри все начинает закипать, – Ты, же знаешь, мне как-то иностранцы больше по душе, шведы там, чехи…
– Ах, ну да, и как я могла забыть о шведах?! – смеясь, воскликнула Карина.
– Действительно! И ты после этого смеешь называть себя моей подругой? – сквозь смех сказала Ксюша и глубоко выдохнула, радуясь тому, что разговор про Ивана остался позади.
– Нет, я всё помню! Шведы – это святое. Ого, уже пять часов, мне пора бежать домой, а ты, подруга, больше не теряйся, – Карина бросилась обнимать Ксюшу и в спешке собирала свои вещи.
Попрощавшись с подругой и закрыв за ней дверь, Ксюша медленно опустилась по стене и сама не заметила, как к горлу подкатил ком, и глаза медленно начали застилать слезы. «Ну вот, приехали», – подумала она, мысленно коря себя за слабость. «Это сколько лет я уже не плакала? Лет пять? Шесть? А тут словно ребенок…», – не переставала ругать себя Ксюша. Но слезы комом стояли у нее в горле, и вся боль вырывалась наружу. Она уже давно не чувствовала себя такой слабой и уязвимой, а страх открыться даже самым близким людям делал всю эту ситуацию еще сложнее. Дрожащими руками она набрала номер своего близкого друга:
– Алло, Ром? Можешь приехать, пожалуйста? Мне очень плохо. Я не могу сейчас все объяснить, давай при встрече, – всхлипывая, произнесла она в трубку.