— Я буду жаловаться! Что вы себе позволяете?!
— Поверьте, ваше сиятельство, после сегодняшнего дня вам не на что будет жаловаться.
Шумно сглотнув слюну, я почему-то подумала о плахе. Ну, вот… Не иначе дух неупокоенный дёрнул меня позариться на богатые украшения Луизы де Монофье.
Фыркнув ещё раз, смерила недовольным взглядом мужчину напротив и сморщила нос: он на себя не меньше флакона духов вылил.
Поездка в дружной и очень тесной компании была недолгой. Хлопок магии подсказал мне, что из солнечного и светлого Лигана мы перенеслись в какое-то другое место. Узкие улочки стали широкими, а через окна экипажа я смогла мельком разглядеть только сплошные серые стены, сложенные из крупного камня. Дома сменялись слишком часто, а потом послышался шум фонтана.
Куда меня привезли?
Выгружали из экипажа графиню де Монофье, то есть меня, тоже предельно осторожно. Привычно подхватили под руки, приподняли над землёй и понесли. Хорошо, когда на службе у короля есть такие сильные и храбрые мужчины!
Вопить и кричать я не стала, только голову в плечи вжала и со страхом разглядывала главный собор королевства. В столице мы оказались неприлично быстро. Белые мраморные ступени сверкали на солнце. Мужчины поднимались по ним так быстро, что я как маятник качалась в их руках, по привычке перебирая ногами в воздухе.
Парик начал съезжать на нос. Ещё чуть-чуть, и графиня лишится очень пышной причёски, и все увидят, что у её сиятельства волос-то тёмный, а не светлый.
Неудобно получится.
Улучив момент, когда меня несли через сумрачную галерею, я вцепилась руками в парик и поправила его.
В главном соборе я ни разу не была. Сюда допускались только благородные особы, а воровке Алисии из Сомерха тут делать было нечего.
Всё вокруг мелькало с приличной скоростью. Я успевала замечать только богатое убранство собора: золото, серебро… Даже руки зачесались что-нибудь присвоить себе.
Широкие двери, превращавшие галерею в тупик, открылись будто по волшебству. Почему-то я ожидала увидеть целую толпу восхищённых людей, но внутри нас встретил только сановник, облачённый в золотистые одежды, и высокий худощавый мужчина, пожелавший остаться инкогнито. Для этого он подобрал самый чёрный и самый мрачный плащ и закутался в него по самый нос.
Меня бережно опустили перед чашей с водой, возле которой были обозначенные выше лица, и позволили, наконец, постоять на своих двоих. От этой качки и носки у меня даже голова закружилась.