Но он думал, что, скорее всего, действительно выглядит подлецом, раз позволяет себе так поступать с женщиной, которую искренне, пусть и своеобразно, любит.
– Машенька, только не переживай, мы сможем видеться…
– Да-да, – поспешно бросила она, опасаясь, как бы он не сказал чего-то еще. – Ты прости, мне пора. Сегодня спектакль.
Михаил решил, что и так отделался малой кровью, хотя какая-то недосказанность не давала ему успокоиться. Сбитый с толку, неуверенный в завтрашнем, он откланялся, но сдаваться был не намерен. А чего он ждал? Комедии с легким исходом? Конечно, придется помучиться, но главное, дело сделано. Он не даст ей уйти.
«Миша, я всегда знала, что день, когда мне придется писать тебе эти слова, настанет. Ты много принес мне счастья, но много и бед. Не думаю, что эта связь имеет место быть и теперь, когда речь идет уже не только о наших желаниях и отношении к самим себе, но и о счастье тех, за кого ты с недавних пор в ответе. Не думаю, что впредь нам позволено видеться. Спасибо за все, что было хорошего, прости за плохое. Марианна».
Без околичностей и чувствительности. Ни к чему вновь рвать сердце. Да, Крисницкий всегда считал ее рациональной, пусть и теперь думает так. А как иначе, если она сама создала вокруг себя такой ареол? Никогда, даже в самые сокровенные минуты, она не теряла самообладания. Возможно, она переборщила со стремлением казаться неуязвимой и боязнью, что кто-то разгадает ее и воспользуется открытой слабостью. Марианна выдохнула и скрепила сложенную бумагу. В последнее время ей чудилось, что Крисницкий тяготится ей, презирает за то, что она согласна была жить так. «Сначала соблазняют, потом нехотя снисходят именно за то, чего так исступленно добивались», – усмехнулась она, подзывая камердинера.
Что же касается другой участницы этого невольного треугольника, она, как только чары Крисницкого над ее романтичной головкой рассеялись, начала сомневаться и чуть было не вынудила опекуна пойти на попятную. Но тот, поддерживаемый Надеждой Алексеевной, на сей раз не пошел на поводу у обожаемой своей девочки и каждый день до самого торжества убеждал ее. Каждый раз словно в первый.
Быть может, Тоня, даже в детстве отличавшаяся небывалой для единственного ребенка в доме мягкостью и кротостью, которые в ней долго вскармливали и которая стоила ей больших жертв в прошлом и настоящем, не проявила бы подобной «дерзости», как считали все мамушки, нянюшки и даже слуги. Но приезд одного бравого господина существенно подкосил ее решимость сделать все, как полагается и устроить свое будущее.