Задыхаясь и заливисто хохоча, я бежала от своего преследователя через небольшой лесок, мечтая, наконец, добраться до колодца. В горле пересохло, да и умыться не помешало бы…
Лес. Там даже воздух родной и близкий. Тысячи запахов и цветов сливались в невероятный букет ароматов и красок. Я бежала по мягкой траве, ловко перепрыгивая через пни, кусты и поваленные деревья, тогда как мой преследователь то и дело натыкался на колючки. Лес ведёт меня, бережёт от врагов, даже если это всего лишь игра.
Вот, сквозь деревья показались очертания людей. Оно и понятно, их днём всегда полно у колодца. Обычно ещё издалека я слышала их гомон. Но не в тот страшный день. Стояла такая тишина, что её можно было потрогать руками.
Выбежав на поляну и смешавшись с толпой, я попыталась отдышаться и осмотреться. Что-то было не так. Слишком тревожные лица, испуганные перешептывания. Слишком, подавляюще тихо. И эту тишину разрывало лишь монотонное бормотание молитв. То был голос какого-то человека, вокруг которого столпился народ. Высокий и бледный, в старой заношенной рясе, с пивным животом, горящими странным огнём рыбьими глазами-пуговками и совершенно лысой головой, он возвышался над нами, привлекая внимание. За ним, на груде зачем-то собранного хвороста, гордо выпрямившись стояла женщина в разодранной белой сорочке, пропитанной кровью. Худая, болезненно белая, как саван, поникшая и в то же время несломленная. Я всегда буду помнить её лицо. Родное и любимое лицо моей мамы…
Незнакомец долго и непонятно что-то говорил, а я терялась в догадках – почему у мамы такое испуганное лицо, почему на ней кровь, как будто избили плетью? Её страх передавался и мне. Медленно, перебирая каждый нерв, доводя до судорог. Ещё никогда не было так страшно… Я, девочка, приручающая диких зверей, готова была кричать, раздирая горло, от безотчётного страха, хотя даже не понимала, что происходит.
Поняла лишь тогда, когда незнакомец поднёс пылающий факел к груде хвороста, на котором стояла мама… Я закричала. Так, что у всех кровь застыла в жилах. Нечеловечески, душераздирающе. Я знала, что такое смерть – часто видела, как умирают люди по разным причинам, всё-таки мой отец лекарь. И продала бы дьяволу душу лишь бы моя семья жила. Но нет…
Не верила своим глазам. Ослепла, оглохла от боли, озверела, одичала, пытаясь пробиться сквозь толпу, единодушно заслонившую меня от мамы. Кусалась, брыкалась, дралась как безумная, но меня держали крепко и молча. Знакомые отцовские руки крепко зажали рот, они же поволокли назад. Мне казалось, я умираю. Каждая клеточка отзывалась болью на очередной мамин крик. В конце концов я зажмурилась и сдалась, обмякнув на руках у папы безвольной оболочкой, из которой только что высосали душу. Всю дорогу до хижины я пустыми и бессмысленными глазами смотрела в никуда перед собой, не в силах понять и поверить в то, что произошло…