Внутри кипело раздражение. Невидимые прутья запретов давили со
всех сторон.
Говорили, что магия дает свободу и власть, что мы стоим над
простыми смертными. Очень смешно. Просто обхохочешься. У меня
выбора меньше, чем у самого последнего бедняка.
Взгляд зацепил темную фигуру на вороном жеребце. Гром держался
во главе отряда, и я замедлила ход, чтобы не сокращать расстояние.
Чем он ближе, тем сильнее начинает колотиться сердце, а воздуха не
хватает. Так мое тело реагирует на этого человека. Захлебываясь,
кричит об опасности.
Дело шло к вечеру. Гром решил остановиться в одной из мелких
деревень, которых тут расплодилось, как грибов после дождя. Бедные
лачуги жались одна к другой. Стайка детей бросилась врассыпную,
едва отряд показался на дороге.
Крестьяне выстроились в несколько рядов по обе стороны дороги и
все как один рухнули на колени и уткнулись лбами в землю. Только
высокий и прямой, как палка, старик покинул их, чтобы произнести
слова приветствия.
Внезапно вперед вырвалась женщина в поношенном платье.
Она бросилась на колени перед лошадью Грома и запричитала:
— Господин! Помогите, не оставьте в беде! Помогите бедной
матери, умоляю!
— Уйди, безумная женщина! — старик в ужасе метнулся к ней, но та
заголосила еще громче.
Я наблюдала за этой сценой, сжимая холодными пальцами луку
седла. Так может кричать только тот, кто потерял что-то очень
дорогое. Мне часто приходилось видеть подобное, и каждый раз внутри
болезненно сжималось. А еще мучил стыд — хотелось отвернуться и не
смотреть, ведь я ничем не могла помочь.
— Оставь ее в покое, — послышался голос Грома.
Женщина рухнула на землю бесформенным кулем и начала
скулить.
— Говори, в чем дело.
— Дочь у нее пропала, господин генерал, — ответил все тот же
старик. Скорее всего, это был деревенский староста. — Второй день
найти не можем.
Бедняжка!
У меня детей не было, но я могла понять материнское горе. А
времена сейчас неспокойные: по дорогам рыщут дезертиры обеих армий.
Одичавшие от голода крестьяне сбиваются в стаи, как псы, недобитые
демоны встречаются то тут, то там.
— Только не наказывайте нас, господин! — проблеял староста,
рухнул на колени и принялся отбивать поклоны. — У нас нет ничего
ценного, на всю деревню две тощие клячи.
Гром прервал его властным жестом и велел отряду спешиться и
разбить лагерь. В суете я так и не поняла, куда увели бедную
женщину. Зато вскоре на площади развернулись палатки и запылали
костры.