Я твердо решила, что только посмотрю, а потом сразу доложу обо
всем Грому. Сейчас мы должны ему подчиняться во избежание
проблем.
— Так что с девочкой?
— Я точно не знаю.
Показалось, что мальчишка лукавит. Я схватила его за плечо и
развернула к себе. Он тут же поник и шмыгнул носом.
— Ладно, сама посмотрю.
Как любит говорить Искен, это не проблемы ищут меня, а я их. Что
случилось с девочкой такого, что сетторцам об этом говорить нельзя?
Надеюсь, ничего ужасного.
Внутренний голос твердил, что я поступаю неразумно. Но мы почти
у цели, на этом краю деревни никто не живет. Дома заброшены. Из
раззявленных окон торчат ветки, крыши давно провалились и
сгнили.
Я сразу поняла, о каком сарае говорил мальчишка. Он замер на
месте и ткнул в сторону деревянной постройки пальцем. Казалось,
стены могут рухнуть от одного дуновения ветра.
— Простите, госпожа, но дальше я не пойду.
Смелость оставила мальчугана, и он задрожал.
— Ладно, — я кивнула и на всякий случай приготовила боевое
заклятье и хиту.
Левую ладонь привычно потянуло, под кожей рассыпались колючие
искры.
Дверь, висящая на одной петле, натужно заскрипела, когда я к ней
притронулась. За спиной раздался топот детских ног — маленький
провожатый бросился наутек.
Вот сопляк бесстыжий! Он или обманул меня, или хитро скрыл
половину правды. Впрочем, мне ли бояться? Чего я только не
видела.
Внутри пахло пылью, с потолка свисали клочья паутины. Я
подсветила себе миниатюрной шаровой молнией, убеждаясь, что в сарае
не прячется вражеский отряд.
Внезапно в углу пошевелилась гора тряпок, послышался тонкий
жалобный писк. Кажется, исчезнувшая здесь.
Я медленно, выверяя каждый шаг, подошла. Подцепила ветошь
острием хиты и отбросила прочь. Внутри тоскливо сжалось, и я
опустила клинок.
Свернувшись калачиком, на холодном полу плакала девочка. Худые
плечи сотрясались в рыданиях, она обнимала себя и пыталась
согреться, да только никак. Ее колотило от озноба.
— Ты в порядке, дитя? — ласково спросила я, уже догадываясь, на
что напоролась.
Все звуки стихли. Девочка неловко села и подняла лицо.
Бледную кожу расчертил серебристый узор, похожий на тот, что
мороз рисует на поверхности луж и стекол. Так жутко и так
прекрасно. Линии этого узора были живыми: ползли, извивались.
Из-под закрытых век текли дорожки слез.
Я опустилась на одно колено и взяла девчушку за подбородок. Да,
она нашлась — и это хорошая новость. А плохая — тело ее занял
демон, и он уже начал перерождение.