Однако, такое событие, как появление неизвестного корабля
неизвестно откуда, обязано было привлечь внимание Фонда – а
большего ему и не требовалось.
Если разрешение на посадку не дадут - придется импровизировать в
зависимости от того, как будет действовать экипаж. Сейчас Магнус не
исключал никаких вариантов, даже того, что ему может потребоваться
угнать эвакошаттл, только бы как-нибудь оказаться на
поверхности.
На полке напротив Малкольм читал Дженни сказку на ночь. Каждый
раз, когда блуждающий взгляд Магнуса останавливался на них, зависть
съедала его изнутри. Их мир продолжал оставаться совершенно
нормальным, а единственная странность в нем объяснялась банальной
технической неисправностью некоторых систем корабля. Пусть эта
иллюзия и была обречена скоро разваливаться, однако…
Он многое бы отдал за целых два дополнительных дня блаженного
неведения.
Мир закончился десять дней назад – и никто этого не заметил. Ему
отчаянно хотелось кричать об этом на каждом углу, но он не мог. За
нарушение “Покрова” даже в обычные времена можно было попасть под
увольнение с последующим стиранием памяти, - сейчас же за такой
проступок скорее всего светил расстрел. Фонд всегда очень серьезно
относился к поддержанию завесы нормальности.
Спрятав смартфон подальше во внутренний карман рубашки, чтобы
было меньше соблазна перечитывать и без того намертво впечатавшееся
в память письмо, Магнус поднялся и вышел из каюты, оставляя
Малкольма и Дженни наедине с провалившимся в пьяный сон Джеффри. У
него не было никакой цели – он просто не мог больше сидеть на одном
месте и притворяться, что ничего не случилось.
Никакого эффекта прогулка не возымела. Несколько часов он ходил
туда-сюда и разглядывал встречающихся людей, не вполне осознанно
выискивая среди них такой же взгляд, как сейчас смотрел на него из
заляпанного зеркала мужского туалета.
К сожалению, чуда в очередной раз не произошло. Повстречавшиеся
ему люди были разными – растерянными, сосредоточенными,
расслабленными и иногда даже радостными, но ни на одном лице он не
находил того, что так отчаянно искал. Он был один. Как, в сущности,
и всю свою жизнь.
Все казалось нереальным и бессмысленным.
Корабельное время медленно, но неумолимо приближалось к
полуночи, людей на палубах встречалось все меньше и меньше – и ноги
сами принесли его в бар.