Борис Викторович Ромодановский ехал в
район, располагавшийся за Самотечными прудами, недалеко от
Екатерининского парка. Это был район городских вилл, особняков с
видом на пруды, с садами, дворовыми постройками и земельными
владениями. Ромодановский ехал на разговор с человеком, чей портрет
только что сняли с гостиничного фасада. Ехал без особой опаски, но
предусмотрительно таясь…
Еще утром, наскоро выпив чаю, Борис
Викторович Ромодановский связался по телефону с конторой проката
легковых автомобилей и забронировал авто на пару часов, причем
срочно, по тройному тарифу, за пятнадцать рублей. Автомобиль подали
на Ильинку, черный «штайер» с номером «е - сто семь», шоффер
получил задаток и сверх того, еще пять рублей, вместе с
настоятельной просьбой «погулять где - нибудь пару часиков» и
деликатно исчез.
…Особняк министра Государева Двора
затаился в небольшом тупичке. С одной стороны его полностью скрывал
красавец - дом в три этажа, с другой - лютеранская кирха, стройная,
хотя и немного тяжеловатая. Время от времени слышен был заунывный
звон ее часов. Старые деревья прижимались стволами и ветками друг к
другу и к небольшому строению, скрывая его окончательно от
любопытствующих взоров. Чугунная ограда вокруг завершала дело.
Особняк окружали липы, к нему
примыкал небольшой пейзажный парк, расчищенный, с лужайками и
дорожками. Над близкой Неглинкой был перекинут легкий мостик. У
кромки воды - английский огород.
Небольшой домик, построенный в самом
конце сада. Все окна были закрыты ставнями. Прямо за калиткой
начиналась узенькая аллея, тянувшаяся до террасы. Сама терраса была
застекленной. Когда Ромодановский три раза постучал в неказистую
дверь, она отворилась, и он вошел на террасу. Открывшая дверь
полная низкорослая женщина отступила в тень.
На террасе было прохладно. В плетеном
кресле сидел, теперь уже бывший министр Государева двора, Виктор
Алексеевич Игнатьев, второе кресло пустовало. Министр, старик в
великолепной твидовой паре с первоклассными брюками из «Мюр и
Мерилиза», обрюзгший, с мешками под глазами, усталый в движениях,
смотрел в окно, курил сигару, поигрывая в руке футляром от
дорогущей семидюймовой сигары «Дон Артуро Фуэнте», изготовленной из
табачных листьев, полученных с плантации Шато де ла Фуэнте в
Доминикане, рассеянно стряхивал пепел прямо на пол. Рядом с
плетеными креслами стоял низкий, круглый столик. На нем стояли две
маленькие рюмочки, наполненные янтарной жидкостью, лежали несколько
свежих газет, русских и английских, стояли пепельница и мраморное
пресс - папье, а в карандашной подставке из хризолита торчали
несколько простеньких, ученических, перьевых ручек и разноцветных
карандашей. За окнами раскачивались под ветром липы. Небольшая
терраса была окутана плотным табачным дымом.