В каждом из этих видений был гнев. Яростная неукротимая,
животная ненависть.
Но когда я осознавал себя в "камере" гнев отступал. Жаль, что
это продлилось недолго. Гнев стал приходить в "реальность" вместе
со мной. Временное помутнение рассудка, состояние аффекта,
спонтанный психоз - поебать как это назовут. Я метался по своей
конуре, что-то кричал, брызжа слюной, молотил кулаками по стенам,
творил бесчинства. Так продолжалось пока на смену ярости не
приходило выжженное безразличие или же им
это не надоедало. Снова щелчок и я в подобии коматоза.
Гнев свил гнездо в моем разуме и моей груди. Невиданное
животное, тронутое порчей хаотических мутаций и болезнетворных
деформаций. Оно вскидывалось во мне при каждой "неугодной" мысли,
от которой веяло пораженческими и суицидальными мотивами. Гнев
приобретал... как бы выразиться... подобие личности. Он вступил в
плотный симбиоз с остатками моей адекватности и породил нечто, на
что я молился, что я любил и ненавидел. Гнев пожирал безумие. Даже
не так. Гнев забивал сумасшествие, втаптывал его в кровавую грязь,
освежевывал его, дабы из наиболее привлекательных кусков сделать
для себя подобие брони, что постепенно срасталась с ним в единое
целое. Гнев, дополняемый голосами, помогал мне не угаснуть
окончательно.
Но гнев - это огонь разума. Его нужно кормить. Кормить обильно,
до разрыва брюха, до кровавой блевоты и раскрошенных в труху
зубов.
Видения приходили все чаще. Они менялись.
Подстраивались под "пожелания" гнева.
Больше алых тонов.
Больше жестокости.
Больше ненависти.
Больше насилия.
Больше садистического безумия.
И... и мне это нравилось.
Я надрачивал на эти картинки, захлебываясь смехом и смутным
осознанием того насколько же низко я пал. Запах засохшей спермы
смешивался с вонью из дырки на полу, в которую я сру,
раскорячившись и на ощупь сверяя точки соприкосновения говна и
говноприемника. Меня мыли и скорее всего, даже проводили
медицинские осмотры - я не помню, чтобы хотя бы кашлял или чихал.
Смрад исчезал, но я все еще мог учуять его фантомные отголоски.
Правда, я не чувствовал вкуса этого
запаха. Он доходил приглушенно, будто воспоминание. Вкус крови из
видений был куда более отчетливым.
Сон был единственным спасением от
всего. В нем не было красочных мультиков,
помогающих забыться, вообразить себя кем-то другим. Нет, это была
все та же темнота. Но на этот раз она мне нравилась. Во сне я
летал. Летал во тьме крошечной точкой, коей чуждо страдание и
мучения. Это было прекрасно... но рано или поздно приходиться
просыпаться.