Я думал об Эсфири Аароновне. Она, учительница средней школы, не могла преподавать ученикам то, что предлагала пропаганда, и открыто говорила ученикам, что думала, за что отсидела в лагере и была сослана сюда. Отдала школе всю оставшуюся жизнь одиночки. Когда входила в класс, все замолкали, и почему-то всегда было тихо. Боялись даже плохо учиться. Моя подруга, дочь погибшего в лагере, по окончании этой школы сказала ей:
– Я дочь врага народа.
Та глянула на нее, погладила голову.
– Милочка моя, дети за отцов не отвечают. Иди и никому не говори. Я тебе дам хорошую рекомендацию.
Ученики запомнили ее на всю жизнь. До сих пор приходят к ней, хотя она на пенсии.
До ареста у нее был муж, работал в оборонке, делал жучки для иностранных посольств. То есть, чтобы их подслушивать. Прожил, как уж на сковородке, извиваясь, не выдержал и выразил протест. За разглашение тайны его расстреляли.
Есть люди, которые разрывают темную оболочку своим разумом, обнажают наше общее, близкое. Может, вот в этом отказывают метафизические тоталитарные силы? Выразить себя, всю свою томительную суть.
Толя вздыхал.
– Ты счастливый, у тебя есть любовь. А я женился не по любви. Говорят: стерпится – слюбится. А мы так и не притерпелись.
Я не знал, что сказать. Толя помолчал.
– Говорят, главная ценность – семья. Какой смысл в оставшемся узком круге нашей близости, любви отдельных лиц или групп, в этом вопле отчаяния – перед сокрушающим ураганом? Где спасение? В рядах демонстраций патриотизма в дни наших исторических побед, праздниках города с ворохом бумажных цветов и зелеными арочками? Вот в этих звездах, в этой уникальной влажной зелени природы или в радостных предчувствиях просторов, которых еще не видел?
– А для чего живет человечество? Чего оно хочет? – протестующее вопрошал я.
– Такого общего тела нет. Есть разрозненные сообщества, раздирающие кишки друг у друга.
– Но есть общая тенденция – не погибнуть всем вместе!
– Интеллигентское «Зачем я живу?» люди не принимают. Не задумываются, как остановить душевное разрушение от бед и одиночества, от старости.
– Как раз думают. Вернее, делают так, чтобы не было разрухи в душе: рожают детей, пекутся о здоровье близких. Большие семьи – это подушки, на которых покоится старость. И всегда трудятся, как маляры, которые все время перекрашивают наружные стены одной имеющейся смываемой водяной краской.