Был еще один крупный, большой писатель, вызывавший у Барона весьма противоречивые, даже мучительные, чувства. Но об это потом, потом…, если получится, если так сложится день.
А вот Пастернака (хотя и прочитал его прозу весьма внимательно), Платонова, Булгакова, Зощенко, Олешу, Гроссмана просто не мог терпеть. Читал кое-кого из них еще в молодости и с раздражением швырял книжки в стену. Но не читать не смел, иначе, вылетит из времени, в котором начинал жить.
Из поздних, почти с тем же чувством, почему-то особенно выделял Давлатова. Последний его, иной раз, правда, забавлял, но и сердил. Когда он узнал о его смерти (тогда Барон еще сам лишь начинал свой деловой путь), то криво, даже как-то мстительно, усмехнулся, точно и сам имел к этому отношение. Современных же либеральных писателей не чтил и книг их у себя не держал принципиально.
Приблизительно также он относился и к кинематографу, выделяя для себя в особую категорию лишь советское классическое кино. Часто он предпочитал литературной основе, например, Шолохову или Алексею Толстому, их блестящие экранизации. Такое же исключение он допускал и для Льва Толстого.
К поэтам он относился, как к шутам, любящим покривляться в бессмысленной ритмичной словесной пляске на радость недалекой эпатажной публике и всякого рода снобов с необоснованными претензиями. Тут для него не было ни исключений, ни авторитетов даже в классическом прошлом и, тем более, в настоящем.
Барон не причислял себя к тем, кто оценивает быт, характер и творчество нерусских народов скептически, то есть по раздражающему национальному или религиозному признаку. Он очень этим кичился, да так явно, что в головы тех, кто знал его близко, нет, нет, да и закрадывалась неприятная мыслишка, уж не скрывает ли он за показной толерантностью свой избыточный шовинизм. Однако официального подтверждения этого ни в его словах, ни в его известных предпочтениях найти было нельзя.
Что же касается такого важного и все более массового общественного явления как Интернет, социальные сети и прочие инновации, то Георгий Иванович мнения своего никогда не высказывал, относясь к этому, как к малоприятной данности времени, которую должны обуздать в его интересах многочисленные секретари и нанятые им высоколобые аналитики.
Мобильные телефоны и всякого рода современные системы связи использовались им лично исключительно в прагматичных и, в этом смысле, в бесспорных целях, то есть крайне дозировано и вынужденно.