Тепло распрощавшись с гномом по имени Тимль, полностью оправдавшим свое прозвище Беззубый, уверенно ступила на крыльцо под ажурным козырьком и подергала за цепочку звонка. Через минуту или чуть меньше дверь перед ней открылась. И предстала глазам приятная внешне, опрятная и подтянутая пожилая женщина, при этом она явно излучала доброту и радость от встречи с рыжей персоной. В этом нисколько Маринка не сомневалась. Откуда? Знала, и все. А глаза той женщины?! Они точно обещали девушке стопроцентное обожание и вообще, рай на земле.
– Здравствуй, Кармелита! – произнесла Маринка вдруг дрогнувшим голосом и так и упала в объятия этой женщины.
Поступок, надо было признать, никак от нее самой не ожидаемый и Марине Лукиной нисколько не свойственный, как и повышенная чувствительность при встрече с людьми, если даже и с родственниками. А тут… в общем, у нее в тот момент даже слезы навернулись на глаза. И зарыдала в тот момент не она одна.
– Девочка моя! Наконец-то! Мы тебя заждались. Что же так долго?! А дядя твой весь этот год места себе не находил. Запросы посылал во все миры, но ты будто растворилась. – Эта милая женщина обнимала девушку, гладила по спине, плечам и волосам, а та зарылась носом в кружева белой блузки у той на груди и с упоением вдыхала запах дома, любви и детства.
Няня! Ну, надо же, она точно теперь знала, что это была ее няня. Такая теплая, ласковая и родная. И что, наконец, добралась до своего дома. Все! Конец пути! Рыжая девушка была счастлива.
– Что же мы в дверях стоим? Проходи же, Мари! И надо скорее сообщить господину Альфреду, что наша девочка вернулась.
Они были в холле, возле начала широкой лестницы, ведущей на второй этаж, когда сверху послышался сначала голос, а потом и шаги.
– Что случилось, Кармелита? Кто там пришел? Почему ты не отвечаешь? – на верхней ступени показался высокий седовласый господин в домашнем сюртуке. – Неужели…
– Дядя! Да! Это я, твоя Мари!
– Глазам своим не верю! – всплеснул он руками, но остался стоять на месте. И тогда девица поскакала по ступеням лестницы вверх, легко и быстро преодолела их и впорхнула в раскрытые для нее объятья. – Только ты, негодница этакая, могла пропадать в течение года, не подать ни одной вести о себе, а потом явиться вся такая радостная и воздушная, и со словами «это я, твоя Мари», прижаться к моей груди и намочить мою рубашку такими искренними слезами радости!