– Впрочем, дело не в том, как зовут, а в том, какими они вырастут. Не так ли?
Григорий насильно заставил себя не продолжать. Он испытал сильнейшую досаду на себя за то, что генерал заставлял терять его самообладание. Чем и как он это сделал, Григорий сразу не понял. Ему попадались разные подследственные. Были среди них и сильные личности, такие, которые, когда входили в кабинет, могли заполнить его собой настолько, что трудно было сидеть перед ними прямо и хотелось согнуться, как будто какая-то сила давила на плечи. Но Григорий знал, что все это рано или поздно схлынет, если не давать спать, есть или просто кинуть на ночь в камеру к уголовным выродкам-изуверам. Однако сейчас он почему-то хотел «чистой» победы над этим человеком. Своей, личной. Хотел и почему-то не мог. И это вызывало в нем удушающий гнев и на себя самого, и на генерала.
– А ведь могут и не вырасти.
Генерал, казалось, не понял намека, и это не понравилось Григорию. Поэтому он решил уточнить.
– У нас не принято с семьями церемониться.
Генерал посмотрел на него со спокойным пониманием.
– Это вполне естественно, – сказал он, и у Григория мелькнула мысль, что генерал и не думает играть с ним, а давно уже сдался и готов к сотрудничеству, но в следующее мгновение тот продолжил.
– Вы и у себя не церемонитесь женщин и детей из пулеметов косить. Такие уж вы люди.
Григорий сжал челюсти, но промолчал.
Дневник Арша
«По закону на каждого из этих контрабандистов полагается отдельный переводчик и адвокат. Мне, если честно, стало стыдно. Присяжные пуэрториканцы теперь будут думать, что мы, русские, не только пьем водку, но и наркотиками торгуем. Вообще, они почти ничего о нас не знают. Одна студентка из моего класса меня спросила: «А в России зима?» Я ответил, что да. «Всегда?» – спросила она. А однажды на курсе истории и культуры Пуэрто-Рико наш профессор попросил одну пуэрториканку показать на карте мира Россию. Она не знала, где это. А еще продавец в магазине строительных материалов узнал, что я русский, и сказал мне «привет» по-немецки. Я спросил, почему он говорит мне по-немецки, и он ответил: «Ну ты же русский».
Вот что понимаешь за границей очень отчетливо: надо быть скромнее. Вся эта великость нации ничего не стоит, чуть только пересечешь границу. Ну, разве, как утешение. Смотришь, как другие живут, и думаешь: зато мы великая нация. Гордиться надо тем, что твой народ живет хорошо. Все остальное – демагогия.