– Кто разрешил? – резко спросил Хант.
– Я, – донёсся голос от других дверей. Это был Шон, и он без страха насмехался над собственным отцом: – Судя по всему, леди Сильверстоун ничего не ела с самого утра. Мы же не хотим, чтобы она принимала твои ухаживания только потому, что обессилила от голода? Кстати, сколько поцелуев уже было?
– Я не считал, – принц выглядел растерянным.
– Как? – посмотрела на него Берилл и призналась: – Я тоже.
– Не больше тридцати, – успокаивающе объявил Шон. – Отец, немедленно иди прочь. Ты опаздываешь – у тебя ещё масса нерешённых дел.
– Тогда оставляю её на тебя, – поведя плечами, сказал сыну Хант и вышел.
– Я скоро вернусь, – сказал Шон крылатой и скрылся за теми же дверями, что и принц.
– Что? – улыбаясь, спросил Акшен у сына, молча следующего за ним.
– Вынужден признать, что у тебя есть шанс, – проговорил герцог. – Но не вздумай надеяться на многое. Она из практичных особ, и не позволит тебе большего, чем ровно миллион поцелуев.
– Никогда не понимал, что достойного в статусе и деньгах, – отвечал Акшен-до с мечтательным видом. – Никогда не забывал, что я – простой инуэдо. Но сейчас я чувствую себя потрясающе богатым. Как это звучит, а? Миллион поцелуев!
Шон не смог подавить вздох.
– Тем не менее, я прошу тебя умерить пыл, отец. Она останется и на второй миллион поцелуев, дай только мне срок придумать что-нибудь.
– Хорошо. Думай. Всё равно у меня в запасе ещё миллион поцелуев.
– Девятьсот девяносто девять тысяч, девятьсот семьдесят, – остановившись, сказал Шон. Но отец его уже не слышал. Он двигался к покорению следующей вершины.
Герцог Грэм вошёл в покои Берилл. Она уже явно наелась и пила энгаму – хорошо разведённый соком крылоскол. Не иначе, как дело рук Ханви. Он-то знает, как важно бывает женщине расслабиться.
– Он должен был меня выпустить, не так ли? – спросила герцога крылатая. – Всё должно было быть именно так. Он ведь выпустит меня? Сегодня, сейчас?
– Я не думаю, леди Берилл. Он хочет сначала свой миллион поцелуев. Кто просил вас говорить ему такое?
– Не так уж я и умна, – крылатая откинулась в кресле и поднесла к губам снова незаметно наполненный герардой бокал. Глаза леди потемнели после взглядов и поцелуев Акшена и ещё не вернули себе нормальный цвет. Оказывается холодная красавица-крылатая может быть соблазнительнее любой актрисы театра, стоит её только немного согреть.