. И совершенно по-человечески он был подвержен любви, страху, сильной физической боли и приступам жалости к себе.
Через полчаса ему стало лучше. Желудок еще сводили спазмы, и казалось, будто голова налита свинцом, – но пришло чувство, что первый кризис миновал и можно посмотреть на окружающий мир непредвзято. Он сел и оглядел луг с пятнами жухлой травы, кустами полыни, кляксами подтаявшего и вновь замерзшего снега. Воздух был чист, небо – затянуто серой дымкой, так что мягкий рассеянный свет не резал глаза – не то что прямые солнечные лучи два дня назад. Вдалеке, за рощицей обступивших пруд темных голых деревьев, стоял домик с сараем. От блеска воды перехватило горло – сколько же ее тут… За два дня на Земле ему уже приходилось ее видеть, но привыкнуть к подобному зрелищу пока не удалось: еще одно потрясение от, казалось бы, известного заранее. Он, разумеется, знал про океаны, озера, реки – знал о них с детства, но от изобилия воды в одном-единственном пруду все равно перехватило дыхание.
Даже в непривычности луга была своеобразная красота. Пейзаж (как и многое другое в этом мире) совсем не походил на ожидаемое, но чужие цвета, формы и запахи таили в себе щемящее очарование. Даже звуки – ведь его чувствительные уши различали множество непривычных приятных шумов в траве: стрекот насекомых, которым удалось пережить холод раннего ноября; и даже – когда он снова приник к земле – едва слышное тихое рокотание самой планеты.
Внезапно в небе захлопали черные крылья и с хриплыми тоскливыми криками над головой пролетело несколько ворон. Антеец провожал их взглядом, пока они не скрылись из виду, потом улыбнулся. Этот мир все же прекрасен…
Место для лагеря он выбрал тщательно: заброшенный угольный карьер. На несколько миль вокруг не было ничего, кроме голой земли, кустиков бледной травы и черных, выступающих на поверхность пластов. Возле одного такого выступа, почти сливаясь с темным камнем, и стояла палатка. По виду она была сделана из серой саржи.
Он был так вымотан, что несколько минут отдыхал и только потом достал из рюкзака еду. Натянув тонкие перчатки, прежде чем коснуться свертков, он выложил их один за другим на складной столик, затем извлек из-под стола набор инструментов и поместил рядом с покупками. Глянул на яйца, картофель, сельдерей, редиску, фасоль, рис, сосиски и морковь и улыбнулся про себя. Пища выглядела безобидной.