Курносая радостно вываливает всю подноготную о себе, своих предпочтениях и своем отце. Когда две вселенные в моей голове стыкуются — пухлощекий ангел и жгучий Дьявол — я выпадаю в осадок. Смотрю на Чертовского, словно у него реально рога выросли. Хотя нет, это у его жены, очевидно, рога выросли вчера где-то между обедом и шестью.
О, черт, только этого моей заснувшей совести не хватало: дети, жены и на вершине этой корявой фигуры я — коварная соблазнительница.
Как сказала бы тетя: без свечки теперь не обойтись.
Дьявол уводит дочь с собой в кабинет, я ещё несколько раз прикладываюсь лбом о столешницу, пеняя на коварные зигзаги судьбы, и вдоволь удовлетворившись наливающейся шишкой, возвращаюсь к работе. По ходу и с Артёмом теперь попутной звёзды нам не ловить.
И так было комси-комса…
А теперь после моего опрометчивого затмения с участием дьявольских поцелуев, когда есть явная пострадавшая сторона…
— Ох-хо-хо-хо-хо, — шумно вздыхаю я.
— А я на танцы хожу! — звучит звонкое слева.
Так и заикой можно стать, мать твою! Откуда она взялась вообще? Но ребенок не виноват, это все я, мои расшалившиеся нервишки и очевидно проблемы со слухом. Пора завязывать с долбежкой в "ушах". Так что я оборачиваюсь и улыбаюсь малышанделю.
— Здо́рово! Нравится?
— Ага, мы там мостик делаем и ещё шпагат, и колесо. Но у меня пока не получается… — грустно констатирует курносая.
— Открою тебе секрет, — немного понижаю голос, наклоняюсь к ней и оборачиваюсь, словно проверяя, что нет свидетелей. — Я до сих пор колесо делать не умею! И на шпагат садиться тоже!
— Да это же легко! — машет рукой малышка. — Смотри!
И плюхается прямо на холодный кафель, раздвигая ноги. Хорошо, что она в теплых штанах, а то ее отец точно мне голову открутит!
— Блин, неудобно, штаны мешают, — пыжится ребенок.
Пропускаю мимо ушей это ее "блин", в чужой монастырь, как говорится, со своим доисторическим ветхим уставом… Но вообще негоже девочке...
— Как тебя зовут?
— Полина.
А, вот какая Полина…
— А я — Яна.
Протягиваю руку для знакомства. Девочка поднимается с пола, отряхивает руки о штаны и вкладывает свою ладонь в мою. Другой рукой откидывает волосы, все время спадающие ей на глаза, и вынимает одну прядь изо рта, смешно отплевываясь. Очевидно, тщательно зачесанные с утра в хвост волосы окончательно разлохматились под шапкой.