– А! И вы здесь? – И вылетал, щелкнув каблуками, из кабинета.
И вдруг все затихало. Мать выходила с блестящими глазами, быстро и легко. Отец, тоже нарядный, обращался с ней почтительно и небрежно, как с какой-то другой женщиной. Раз в полуоткрытую дверь Александр увидел, как отец, уже нарядный, завитой и напрысканный, дожидаясь матери, напевая тоненьким голоском какой-то мотив и не зная, что за ним наблюдают, вдруг стал, что-то лепеча и улыбаясь, плавно приседать. Он танцевал. Вышла мать – как всегда перед вечером, с быстрым дыханием и блестящим взглядом. Отец, все так же плавно приседая, подхватил ее, и она тоже готовно и покорно поплыла рядом с ним на своих быстрых коротких ногах, сильно дыша тяжелой грудью. Потом мать остановилась, и они уехали.
В девичьей пели протяжную песню, Арина вздыхала и тихонько ворчала; в комнатах было холодно: топили редко, скупились, дрова были в Москве дороги.
Иногда он спрашивал отца, куда они едут. Отец отвечал неохотно, цедя слова:
– К старику Белосельскому.
К старику Белосельскому, доживавшему свой век шумно и разнообразно и уже давно разорившемуся, ездили все.
– К Бутурлину.
Бутурлин был старый знакомый.
Голос сына был ему в такие минуты неприятен – отрывистый и резкий, и самые вопросы он почитал неприличными. Он ревниво оберегал от сына светские тайны. Но сын знал: это был свет чудесный, непроницаемый.
Но было и в этом холодном доме, и в этой кочевой семье время, когда все менялось, получало свой запах, цвет, вкус и значение. Это была зима. Первый снег производил впечатление неотразимое. Арина входила в комнату с важным выражением.
– Снег на сонных напал, – говорила она сокрушенно.
Снег выпал ночью, когда все спали.
– К чему бы это? – говорила неуверенно Надежда Осиповна. Она смерть боялась всяких примет и верила им безусловно.
Арина слыла у Аннибалов смолоду плясуньей и певуньей, а потом – первой гадалкой.
– Зима тяжелая будет, – говорила тихо Арина.
Дети приумолкали. Сергей Львович тревожился и возражал:
– Как и чем она может быть тяжела?
– Снегу много будет, – говорила Арина нехотя.
– Всё вздор, – говорил Сергей Львович, бледнея.
– Разумеется, вздор, – повторяла в отчаянии Надежда Осиповна, чувствуя, что Арина недоговаривает.
К обеду первый лед оказывался крепким, не ломким по краям, и год объявлялся крепким. А снег, напавший на сонных, был только к большому снегу – и более ничего. Все веселели.