Смерть Вазир-Мухтара - страница 10

Шрифт
Интервал


Инерция критической мысли долгие годы препятствовала (в том числе и автору данной статьи) понять подлинное значение эпизода встречи Пушкина с гробом Грибоедова в композиции и концепции книги. К счастью, нашелся историк, ныне покойный С. Б. Окунь, который сумел посмотреть на дело без предвзятости и объяснить ключевой смысл эпизода. После событий 1825 года, пишет С. Б. Окунь, Пушкин и был тем, кто связывал людей двадцатых годов с новым поколением, с будущим. Историк ссылается на А. И. Герцена, писавшего: «Поэзия Пушкина была залогом и утешением», она «продолжала эпоху прошлую, полнила своими мужественными звуками настоящее и посылала свой голос в далекое будущее»[6].

Завершая «Смерть Вазир-Мухтара» встречей Пушкина с гробом «Грибоеда» и замечательными размышлениями великого поэта, автор тем самым «ломает замкнутость романа», подлинно исторического произведения о трагической борьбе лучших людей России с самодержавием и крепостничеством[7]. Соответственно поэтике всего романа в этом эпизоде голос автора тоже сближается (на сей раз до предела) с голосом персонажа. Пушкинские раздумья органически входят в книгу, утверждая ее художественную идею, завершая ее и своим содержанием, и своей тональностью.

Вслед за отзывом историка имеет смысл напомнить и высказывание художника, прозвучавшее вскоре после появления романа. М. Горький, зная Tынянова как талантливого литературоведа, был сильно обрадован «Кюхлей». Второй его роман удивил Горького знанием эпохи, изображенной «искусным художником слова», а об образе главного героя он сказал: «Грибоедов замечателен, хотя я и не ожидал встретить его таким. Но вы показали его так убедительно, что, должно быть, он таковым и был. А если не был – теперь будет»[8].

Б. О. Костелянец

Смерть Вазир-Мухтара

Взгляни на лик холодный сей[9],
Взгляни: в нем жизни нет;
Но как на нем былых страстей
Еще заметен след!
Так ярый ток, оледенев,
Над бездною висит,
Утратив прежний грозный рев,
Храня движенья вид.
Евгений Баратынский

На очень холодной площади в декабре месяце тысяча восемьсот двадцать пятого года перестали существовать люди двадцатых годов с их прыгающей походкой. Время вдруг переломилось: раздался хруст костей у Михайловского манежа – восставшие бежали по телам товарищей – это пытали время, был «большой застенок» (так говорили в эпоху Петра).