Она сидела в углу, подогнув
беспомощно колени. Слипшиеся черные волосы отросли до самых бедер.
Сломанный и неправильно заживший нос тихо посвистывал при каждом
вдохе. Бледное лицо с торчавшими от недоедания скулами выглядело
как резиновая маска, пустая и бессмысленная.
Макс сглотнул. Шедшая из носа кровь
уже не останавливалась и закапала на пол, стуча по кафелю.
Краем глаза он заметил знакомый
темный материал. Его рюкзак валялся в противоположном углу, в тени,
а рядом как раз глядел в пустоту в луже собственной крови мертвец в
старой кепке с эмблемой какой-то очередной бесполезной спортивной
команды, будто привет из далекого светлого прошлого, когда людей
интересовало еще что-то, кроме выживания.
Юноша отошел. Камера еще лежала
внутри, и он, нажав кнопку на маленьком корпусе, надел ее на лоб и
затянул покрепче ремни.
— Нужны интересные фильмы? Ну,
получайте…
Вернувшись к матрасу, он вытащил из
кармана пистолет и помахал им перед бледным кукольным личиком.
— Хоть ты не реагируешь, я знаю, что
ты все еще где-то там, внутри, — пробормотал он без особой надежды.
— Сколько тебе? Наверное, лет девять-десять, да? Совсем еще
малышка. Помню, когда я был в твоем возрасте, мама каждую неделю
летом водила нас в парк аттракционов напротив дома. Говорила, что
хочет, чтобы мы наслаждались этими беззаботными днями, пока еще
можем. Кто же знал, что все обернется так буквально…
Он снял пистолет с предохранителя,
взвел курок. Протянул вперед руку и аккуратно коснулся пальцами
тонкого прохладного запястья, стараясь не задеть ни один из
множества расплывшихся пятнами синяков.
Тело девочки слегка вздрогнуло от
чужого прикосновения, но взгляд оставался таким же потерянным и
стеклянным.
— Ты знаешь, как этим пользоваться?
Наверняка видела много раз. Нажимаешь на спусковой крючок, вот
этот, — он вложил рукоять в ее короткие пальцы, — и человек
умирает.
Макс отстранился. Под тяжестью оружия
ее рука безвольно повисла вдоль тела, а лицо чуть склонилось, без
интереса осматривая новинку.
— А когда человек умирает, он
перестает существовать, — продолжал говорить он. — Когда человек
умирает, все в мире перестает иметь для него значение. Наступает
пустота, ничто. Ни радости, ни боли. Тьма и забвение…
Он сидел перед ней. Глаза слегка
щипало от подступающих слез. В голове грохотала застарелая боль, и
с каждой секундой та усиливалась, грозясь разорвать его мозг на
тысячи мельчайших частей – прямо как у тех самоубийц перед окнами
его квартиры.