Как только он развязал веревку, которой опутал ее, она наконец смогла ощутить собственные руки. Но она не осмелилась вытереть кровь, стекавшую по ее шее. Она с трудом сдерживала булькающий хрип, вырывавшийся из ее горла при каждом вдохе, а висевший в воздухе дым затруднял и без того поверхностное дыхание. Она решила что, если прежде не умрет от потери крови, то наверняка задохнется. Но животный инстинкт подсказывал ей: ее последний и единственный шанс зависит от того, сможет ли она убедить его, что он сделал свое дело, когда перерезал ей горло.
– Это будет тебе уроком, сучка! – пробормотал он и наконец зашагал прочь, бросив ее одну на съедение огню, который развел, чтобы уничтожить следы.
Как только он ушел, она попыталась встать, но, по всей видимости, потеряла сознание. Тогда еще было довольно светло. По крайней мере, она представила себе, как он спешит домой, чтобы не опоздать на тренировку по бейсболу. Все то время, пока он удерживал ее здесь, он продолжал ходить в школу.
Возвращаясь под вечер, он со смехом рассказывал ей, как отчаянно вся округа пытается найти ее и ее подруг, – даже о том, что ученики и учителя говорят в школе, – как будто все это приводило его в восторг. Он говорил о молитвенных собраниях, о желтых лентах и взволнованных репортерах из теленовостей, которые ходили по пятам за всеми, кого она знала, выпытывая у них мельчайшие подробности о пропавших.
Когда же она спросила его, как ему удастся ускользнуть из дома, чтобы вернуться сюда, в эту хижину, он объяснил, что сказал всем, что тоже отправляется на ее поиски. По его словам, он отлично справлялся с ролью не находящего себе места бойфренда, и она нисколько в этом не усомнилась. Он мог сыграть любую роль.
Ведь он обманул и ее.
Неужели никто не понял, что он вовсе не был искренне расстроен? Почему никто пристальнее не присмотрелся к нему? Увы, на это даже не приходится надеяться.
Красавец-спортсмен, да еще с острым умом и богатыми родителями, он был настолько убедителен, настолько правдоподобен, настолько не похож на убийцу. Никто даже не заподозрит, что он способен на такое страшное преступление.
Зажмурив глаза, она из последних сил пыталась сдержать слезы. Самым страшным из того, что она испытала за эти дни, было то, что он предал ее любовь, причем таким чудовищным образом. Но ей лучше не думать об этом. Иначе ей станет лишь хуже. Ей нужно сосредоточиться на дыхании или, может быть, просто… стоп!