— Но
постойте, что я скажу Тихомировым и Иванниковым? — взвизгнула
«секретарь».
— Как
есть, так и говорите, хотят, пусть сами разбираются, если осилят. А
пока всё, собрание закончено! — объявил главный, и я едва успел
отскочить от двери, как она распахнулась.
Первым
вышел толстяк, увидев меня, он насупился, погрозил пальцем, и
пробурчав что-то вроде «больше так не делай», двинулся к
лестнице.
Следом
потянулись женщины, но они совсем не обратили на меня внимания, и
лишь математичка сказала чтобы я не торчал тут и шёл на урок,
исключение откладывается на неопределенный срок.
— А на
будущее, — легонько постучала она себя по лбу, — включай голову, и
не допускай таких ошибок. Это здесь деревня, а в высшей школе тебе
подобные выходки никто не простит. Сечёшь?
Конечно, я
и сам понимал что выступил не ко времени, но задним числом мы все
умны. Теперь-то уж поздно каяться.
А вот на
уроке меня не ждали.
— Филатов?
— когда постучав, я приоткрыл дверь, удивилась стоящая у доски
учительница.
Высокого
роста — из-за каблуков, в коротком платье, едва вмещающемся в рамки
хоть какого-то приличия, красавицей она не была, но во всю к этому
стремилась. Брови, губы, волосы — всё явно искусственное, по
отдельности, наверное, красиво, но вместе смотрится очень
неестественно.
— Да, это
я. Можно пройти?
Женщина
нахмурилась и некстати спросила,
— Ты за
вещами?
Видимо
весть о моём проступке и вызове на комиссию успела облететь всю
школу, ну а дальше люди уже домыслили. Раз сотворил такое, должен
вылететь с треском.
— Нет,
учиться. — отвечаю, и не моргнув глазом, прохожу к своей парте в
первом ряду.
—
Филатов... У тебя точно всё нормально? — недоверчиво повторяет
учительница, но я только пожимаю плечами и она выходит из
класса.
—
Проверять пошла. — ухмыляется Эдик, спрашивая уже шёпотом, — что
там было, на комиссии?
— Да
ничего. — так же шёпотом отвечаю я, но в наступившей тишине мой
голос прекрасно слышен, и достигает почти всех «развесивших» уши
одноклассников. — Пожурили немного, мол зачем убогих обижаю, да и
отпустили.
— Круто!..
А мы думали ты всё, не придёшь больше. — Восхитился
Эдик.
Дальше
поговорить нам не дали, преподаватель вернулась, и как ни в чем не
бывало продолжила урок, называвшийся «геометрия жизнедеятельности».
Несмотря на название, к геометрии, как науке, он имел весьма
посредственное отношение, поэтому я не сразу понял о чём вообще
идёт речь. Благо экзамена по нему не было, а заработанные моим
предшественником оценки давали возможность расслабиться.