- Слышь, Чума, - спросил Кай без обиняков, садясь и
подбирая ноги. Опять он заснул на полу, на волчьей шкуре. -
Насколько все плохо?
Чума глянул на парня блеклыми глазами, без всякого
выражения. Пальцы с короткими желтоватыми ногтями пробарабанили по
столу.
- А ты сам как думаешь? Изложи варианты. С
доказательствами.
Кай сдвинул брови, потом нехотя поднялся,
подошел к столу.
Так толком и не выспался, только в голове
шумело.
- В лучшем случае... - начал он.
- В лучшем! - хмыкнул Чума. - Про лучший я и сам
знаю.
- А про худшие я говорить не желаю. В самом худшем
нас разорвут лошадьми в Катандеране, что тут доказывать, -
Кай зевнул, потом заглянул Чуме через плечо. - Предварительно
выпотрошив.
На пергаменте красовалось родовое древо Арвелей, с
подробными пометками - владения, замки, бракосочетания.
Где-то там отмечен он сам - не цветной сын не цветной матери.
От имени лорда Арвеля проходит прямая стрелка, подписано:
"Мэлвир Соледаго, бастард. Дареная кровь проявлена".
Тот самый парень, который движется сюда столь
поспешно.
Чума славился дотошностью.
А что бы стал делать я, подумал Кай. Что стал бы я
делать, если бы меня схватили по ложному обвинению, полгода
продержали в темнице, время от времени подвешивая на дыбе.
Что стал бы делать я, если бы меня судили и подвергли
публичному наказанию, лишили руки, изгнали из города под
конец осени.
Если бы я спал под мостом, отморозил себе легкие,
застудил суставы.
Хватило бы меня на то чтобы думать о мести?
Интересно, глядя на меня - видит ли он черты
ненавистного рода? Что он вообще видит, ослепленный
неодолимым продвижением к цели.
Чума внимательно посмотрел на него, покачал
головой.
- Ты все-таки еще очень молод, Кай, - сказал он
неожиданно мягко. - Тебе представляется, что месть должна
приносить удовлетворение.
Кай смутился.
- Ты убил лорда Кавена своими руками, - старик
осторожно взял гусиное перо, поставил еще одну отметку на
попятнаном рыжим пергаменте. - Свершилась ли месть? Когда я
увидел тебя зимой, ты не знал, что делать с разоренной
крепостью и толпой головорезов.
Кай вспомнил хрип и страшно выкатившиеся глаза
Кавена, мгновенно отступившее опьянение битвы.
Шиммель, Шиммель! - кричали его люди, занявшие
крепость.