Может, в самом деле подойду побеседовать, но не для
самоутверждения — меня впечатляют мои победы и достижения, а в чем
радость победы над человеком, который счастлив лишь в глумлении над
другими? А вот ради того, чтобы он завтра новую цель для травли не
выбрал, можно и подойти.
Поэтому я направился сразу к толстяку, который побледнел и
вцепился в копье, как утопающий в плечи товарища.
— Смотри, какого себе питомца добыл, — кивнул я на Костяного
пса. Демоническую тварь нервировали люди: он бешено смотрел по
сторонам и злобно рычал, скаля длинные клыки. — И это только
начало, дядька. Дойдет дело и до Лесного ужаса, дай мне время.
Кстати, чего я хотел сказать... Ты завязывай издеваться над теми,
кто слабее, а то можем и поссориться.
Детская с виду угроза сработала. Стражник мелко закивал:
— Обещаю, Кабал. Хирстом Тогом клянусь, не трону никого!
— Ну, вот и отлично. Тогда я пойду.
Пожалуй, теперь самое время наконец-то начать работу над
образом. Оплатить слухи, пройтись с Дикой тварью по улицам, а потом
уже — продать.
До самого вечера я бродил по улицам, пугая народ Костяным псом,
на чей массивной шее красовался ярко-красный ошейник. Оплатил
работу мальчишек-помогаек, а они уже сновали по лавкам, по площади
и всем прочим людным местам и заливались соловьями, убеждая, что
там КАБАЛ ТАКУЮ ЖИВОТИНУ ОТЛОВИЛ, ВЫ ПРОСТО НЕ ПОВЕРИТЕ, а я
показывал всем желающим Дикую тварь.
Эмоции у людей были разными. Были и положительные — меня
хвалили, а Костяного пса — трепали по чешуе. Но хватало негатива,
зависти, мрачных усмешек и поздравлений сквозь зубы.
Но я не хотел выстроить из себя блистающую фигуру в белом. Мне
нужно было другое — чтобы мой подвиг помнили. Чтобы при разговоре о
Кабале, который не пробудился и остался нулевкой, люди нехотя
добавляли: «А еще он Дикую тварь приручил». Вот это — слава, вот
это — история, которая теперь уже будет висеть за моим плечом и
никуда не денется.
Я даже весь следующий день тратил не на нужную учебу, а на
«понты», как назвали бы это времяпровождение в моём мире. Просто
ходил по улицам и показывал Костяного пса всем желающим. Оценить,
насколько я стал знаменит в обществе, не получалось, да и никаких
дополнительных сил я после таких прогулок не чувствовал. Но в
обществе теперь меня знали — демонстрационный пафос и мелкая медь,
которую я щедро сыпал в руки ребятам-бегункам, сработали. Мой
образ, изначально не такой хороший, теперь обрастал деталями. В
трактирах гудели, обсуждая «сопляка, который смог». Кто-то
вспомнил, что я как-то проходил через ворота с повозкой, груженной
потрохами змея. После этого народ задумался — а что же я на самом
деле за человек?