– Я не знаю, Феликс! Единственным вариантом для них самих было отступить в дот, но я не знаю, пытались ли они это сделать, с нашей позиции не было видно!
– Сколько времени продолжалась их перестрелка до того, как вмешались вы?
– Около пятнадцати минут. Пришельцы сразу резко ударили, затем чуть успокоились, и потом ломанули с новой силой.
Я сказал, что пойду помогать пилить дрова, на что Томми понимающе кивнул и совершил неопределённый жест рукой. Весь сухостой в районе стоянки уже был собран, так что по пути к тому месту, где мы собирали тела пеструхиных ребят, не довелось выломать ни одной ветки. Вот этот пятачок, вытоптанный в жидкую грязь. Укрыться особо негде, разве что за деревьями. Кора на некоторых из них была отбита пулями, и можно было хорошо представить, с какой стороны атаковали серомордые. У пришельцев позиция была заметно лучше – вот продолговатый холмик, за которым они лежали. И где же были их преследователи? Походив вокруг, я обнаружил углубление, которое Томми назвал лощиной, небольшой овражек метрах в пятидесяти от места боя. Были отчётливо видны подходящие к нему следы лыж. Ложбина располагалась таким образом, что из неё действительно было неплохо видно позицию странников, однако обстрел из неё вряд ли был хорошей идеей из-за большого количества деревьев на линии огня. Позицию Пеструхи отсюда не было видно совершенно. Вроде бы сходилось с рассказом Томми. Как бы мне ни хотелось обвинить его в гибели ребят, претензия оставалась только одна: долго ждали, прежде чем ввязаться в бой. И это было, чёрт побери, логично. Прогулявшись ещё около десяти минут вдоль лыжни, я выломал два небольших сухих дерева и вернулся к стоянке.
Смотреть на то, как огонь пожирает тела боевых товарищей, было неожиданно просто. Думалось, что должна навернуться слеза или появиться щемящее чувство в груди, но этого не было. Сбор снаряжения, заготовка дров, укладывание штабелей – это придало происходящему какой-то бытовой, хозяйственный характер. На душе было спокойно, так как мы сделали правильно и достойно. Правда, было еще неприятное сколькое ощущение из-за того, что тела точно не прогорят полностью. Останутся обугленные человеческие останки, в которых при желании можно будет угадать тех, кого знал при жизни, и трудно сказать, какая перспектива для покойника является более заманчивой – кормить червей и прочую гадость или скалиться черной улыбкой. Но, нам нужно было что-то сделать в качестве последней услуги для погибших, причем сделать это по возможности быстро и просто. Как было начертано у нас в училище над мемориальной доской: «Это нужно не мёртвым, это нужно живым». Очень хорошая, правильная фраза, такие следует помнить.