Например, по дорогам ездили исключительно старинные автомобили.
Настоящий раритет. В последний раз я встречал что-то подобное лет
тридцать-сорок назад. И, всё равно, других марок.
А когда мы вышли на широкую улицу, нас со всех сторон начали
ослеплять кислотного цвета вывески, фонари, что-то типа гирлянд,
вьющихся прямо по стенам высоких, каменных домов.
Также удивляли и крыши. Очень часто они оканчивались длинными,
покатыми козырьками, по которым стекал дождь. После он попадал в
водоотводные лотки, что располагались чуть ли не через каждый
метр.
Люди, коих было пруд пруди, все как один носили дождевики и
зонты. Совсем не было тех, кто встретил плохую погоду
неподготовленным.
Обилие цветов (от фар, вывесок, фонарей) очень контрастировало с
общей, бесцветно-серой атмосферой города и бледными лицами его
жителей.
Куда же я попал?..
Мои размышления прерывает скрип двери. В комнату заходит женщина
с маленьким мальчиком. Должно быть, мама с сыном.
Засматриваюсь на маму. Фигура у неё – что надо, да ещё и этот
причудливый розовый бант в кудрявых волосах. Люблю таких, с
изюминкой. В руке она держит почти сухой (что странно) зонт из
дорогих материалов с жёлтым тентом. Постукивает по нему
наманикюренными пальцами.
Заметив мой взгляд, оценивающий её фигуру, женщина морщит лицо.
Я отворачиваюсь.
Нда, неловко получилось. Я ещё понимаю, чтобы на неё так смотрел
подросток. Но детсадовский ребёнок… интересно, что она
подумала?
– Илюша, веди себя хорошо! – произносит женщина, когда мальчик
заканчивает с переодеванием. – Заберём тебя вечером и поедем в
пиццерию. Всё, пока. Будь примерным мальчиком.
– Пока… – чуть не плача отвечает «Илюша» и машет уходящей маме.
Скользнув по мне взглядом, он выходит в дальнюю дверь.
Неужто это тот самый Илья, который меня обижать должен?
Как-то мало он похож на хулигана. Скорее, просто скромный
ребёнок, думающий только о маме. На меня он посмотрел совсем без
эмоций. Может, в группе есть ещё один Илья? Ладно, выясним это
позже.
– Винченцо! – раздался вдруг истеричный голос. Возле двери
стояла та самая бабища. Теперь я разглядел её получше: в
особенности рыжеватые усы над губой, складки на лбу, как у шарпея,
и дурацкое, безразмерное платье. – Какого чёрта ты ещё не
переоделся, придурок?!
Ого, как мы успели измениться. Сначала «мой мальчик», а теперь
«какого чёрта, придурок?»