Орочимару сам предложил ПОМОЧЬ(а не украсть тело) в становлении
сильнее. На моих условиях, разумеется. Взамен получает Итачи,
которого я сломаю физически и морально. После демонстрации моей
обновлённой личности, сомневаться не приходится. Я уже не тот
мальчишка, что бежит с воплями и чидори в руке. Сломал Змея, сломаю
и Ворона.
Скользкий Змей даже заявил, что вечно перевариваться в его массе
плоти участь гораздо хуже смерти. Итачи будет на бесконечность
дольше страдать. Как-будто, мне есть до этого дело.
Летучая мышь и Змей не стали полноценными союзниками, но
вынуждены работать вместе. Он понимает, что я единственный шанс
сломать Итачи. Я понимаю, что ресурсы пятидесятилетнего учёного и
управленца страны могут быть мне полезными. До определенного
момента.
И он это тоже понимает.
Ночью проклятая печать трансформировалась в змейку и попыталась
удрать. К её разочарованию, я стал ночным хищником. Змейка была
раздавлена. Я слышал, как эхом коридоров проносились болезненные
стоны Орочимару. Мне было приятно.
С проклятой печатью пропал мой контроль над Орочимару. Больше
мой трюк не сработает. Как и планировалось. Несмотря на сильную
одержимость шаринганом и бессмертием, Орочимару не идиот, дважды на
один трюк не взять. Только если это не будет связано с
шаринганом...
Я потерял печать, стал слабее, и это замечательно. Мне не нужен
на теле элемент контроля и отслеживания. И после демонстрации силы
Наруто, печать уже не впечатляет, мне приходилось использовать
полный шаринган и полную мутацию, чтобы сравниться с одним хвостом
из девяти. М-да. Как и не нравится форма мутации: дракон с
гигантскими руками из спины. Я могу быть намного страшнее
огнедышащего зверя.
Орочимару рассказывает новую теорию о влиянии воли на шаринган,
что возможно я уже пробудил мангёке, от того такой аномальный рост
в силе и сдвиг характера. Слушаю и тщательно вырисовываю эмоции
каждого родственника на холсте, пытаюсь их изобразить такими же как
в жизни. К счастью, шаринган замечательно облегчает процесс. Может
быть, я сделаю рисование своим хобби. Отец всегда был строгий, мне
не пришлось усиленно копаться в воспоминаниях, всегда видел его с
каменным лицом. Мама была разной... Помню её в гневе, когда
пробрался в соседский огород и схомячил все помидоры... Потом месяц
выслушивал нотации о важности мыть овощи. Но чаще мама улыбалась,
такой она нравилась мне больше всего. А вот здесь сколько-то там
юродный брат Шисуи, был убит Итачи раньше падения клана, но я помню
о нём и место на картине выделил. Постепенно картина на фоне
голубого неба заполнялась всеми родственниками. Я не могу сказать,
что хорошо знал хотя бы половину, слишком молод был и со взрослыми
мог только здороваться, но они тоже заслуживают отмщения. Между
папой и мамой оставляю небольшой участок. Для себя. Умер ли я в ту
ночь? Однозначно. Моё детство и невинность были похоронены вместе с
родителями. Должен ли я это вечно напоминать себе? Нет. Так или
иначе, но будучи шиноби, эти чувства умерли бы во мне. Я оставляю
место рядом с родителями, чтобы не забывать, что могу к ним
присоединиться, если буду недооценивать гениального брата.