Наделавшая шума опрокинутая вешалка
валялась тут же. И с грохотом падала снова и снова, когда Гилберт
пытался вернуть ей — а заодно и себе — вертикальное положение, но
опять заваливался на пол. Чертыхался и начинал сначала.
Март возвел глаза к потолку в
молчаливой молитве и, не выдержав, таки оторвался от дверного
проема и подошел к пьяному вдрызг помощнику.
— Вставай. — Протянул руку.
Гилберт, после очередного падения
угнездившийся на корточках, поднял к нему мутный взгляд.
— Это… ик!.. оч-чень… люб-безно...
с-с… в-вашей… ик!.. стороны… л-лорд…В-ви… Вы… В-ви-ы-ы… —
Заплетающийся язык так и не смог выговорить «Викандер», и Поллоу,
устало отмахнувшись, замолчал, бессильно осев на пол и снова
икнув.
— Позорище, — проворчал Мартин;
шагнул ближе, поднял белого мага за воротник распахнутой и мокрой,
хотелось бы надеяться, от снега шубы. — Надо же было так
налакаться.
Убедившись, что помощник в силах
сохранять вертикальное положение самостоятельно (хоть и при помощи
стены), Март отошел, чтобы вернуть на место вешалку.
— До кровати-то дойдешь? — Повернулся
к белому.
Тот пожал плечами, выпятив нижнюю
губу, и, не отрываясь от стены, принялся разматывать шарф.
Март нахмурился: желтый вязанный шарф
в черную полоску, будто брюшко пчелы, — ничего подобного в
гардеробе Поллоу он прежде не видел.
Хмыкнул.
— Тебя напоили и приодели, что ли? Не
знал, что в борделях дарят подарки.
На самом деле, когда Гилберт не
таскал на себе хламиду, одевался он дорого и со вкусом. Цветной
шарф с кривыми петлями и бросающимися в глаза узелками, будто нитка
постоянно рвалась во время вязания, в его образ совершенно не
вписывался.
Повесивший было нос белый маг снова
вскинул голову.
— Я был в клубе. Ик!.. В приличном
обществе! Ик… — И важно поднял вверх руку с вытянутым к потолку
указательным пальцем.
— Зато в неприличном виде, —
пробормотал Мартин себе под нос, поняв, что сейчас помощник в таком
состоянии, что любые вопросы бессмысленны. — Не вздумай блевать в
гостиной, — строго велел белому и, развернувшись, направился в свою
комнату, думая о том, что даже собачий холод не помешает ему
открыть окно, чтобы проветрить.
Сзади послышался звон металлических
ножек вешалки — видимо, Гилберт снова ее задел, а потом, судя по
сдавленным чертыханиям, принялся ловить.
Март закатил глаза, но не обернулся.
Плевать, он ему не нянька.