Предательски скорый ритм моего сердца ускорился ещё сильней.
Пока размышляла над правильным ответом, успела проклясть всё на
свете, потом покаяться во всех своих грехах, а потом снова
проклясть, но уже исключительно себя.
— Не твоё дело, пустынный волк, — ответил за меня Рафаэль.
Самоуверенности в его голосе, хоть отбавляй.
— Лапочка, вот чего он меня злит? — одарил Демон меня грустным
взглядом. — Не моё дело будет, когда ты сдохнешь, — добавил уже с
мрачным оскалом для Рафа. — Ты и жив только потому, что мне это
выгодно, пока что, так что не доводи до греха, сладкий, —
подмигнул.
Чем и взбесил огненного альфу окончательно.
— Очень удобно сидеть и умничать, пока прикрываешься девушкой, —
сообщил, потянув шею, поднимаясь на ноги.
Сидящий подо мной оборотень сразу весь подобрался, а закатные
блики в его глазах стали отчётливее.
— Ну-ка, лапочка, закрой глазки на минутку, — попросил ласково,
ссадив меня рядом с собой на диван, и тоже поднялся на ноги. — Ты
кажется не понял, Оливейра. Ты жив только благодаря своей якобы
невесте и паре. Но я всегда могу и передумать.
Вот теперь моё сердце замедлило ход.
Да и вовсе скоро биться перестанет…
— Это ты не понял. После всего, что ты сделал мне, ты сам жив и
ещё не сгорел вместе с этой хибарой, исключительно благодаря ей, —
отозвался огненный волк.
Это было последним из сказанного ими. Треск расходящейся одежды,
очередная вибрация воздуха, мешающая нормально дышать, дальше
гадалкой быть не надо, чтобы учуять, как витающая в воздухе
враждебность вот-вот выльется в кровопролитие, и…
— Нет! — подорвалась с места и встала между ними, рефлекторно
выставив руки. — Не смейте! — обернулась к Рафу, как к самому
разумному из всей нашей троицы. — Если ты хотя бы немного ценишь
всё то, что я для тебя сделала, просто не ведись, оно того не
стоит, — попросила, и уже потом развернулась к Демону. — Тронешь
его, и, клянусь, тот стакан с кровью будет самой меньшей твоей
проблемой. Я ещё и не такое потом сотворю.
Демон зло прищурился.
— Ты что, угрожаешь мне, лапочка? — медленно шагнул ко мне
ближе, а воздух вокруг него начал вибрировать заметней прежнего от
едва сдерживаемой им силы.
Моя протянутая в воздухе ладонь упёрлась ему в грудь. И да, это
была самая настоящая угроза, не просьба, как в адрес Оливейра, и
лишь потому, что иначе мне не перетянуть его внимание на себя, как
того требовали обстоятельства.