Девушка спрятала несвоевременную улыбку, припомнив, какое незабываемое впечатление произвел тогда на нее визит госпожи Дарлассон. Облаченная в строгий траур почтенная дама выглядела столь сурово и благопристойно, что казалось, будто само слово «мужчина» вызывало у нее желудочные колики. Впрочем, поговаривали, что и она не без греха: гномка питала неизъяснимое пристрастие к драгоценным безделушкам, пряча ожерелья под глухим высоким воротом.
София происходила из семьи профессора, а потому получила прекрасное образование, так что все устроилось к всеобщему удовольствию. Жалованье дамам-библиотекарям было положено немалое, и его вполне хватало на скромные потребности молодой вдовы. Факт работы по найму служил бы неоспоримым доказательством безнравственности дамы, если бы не особые обстоятельства, о которых речь пойдет далее. Жители городка и его окрестностей, позлословив некоторое время, все же не стали закрывать перед Софией двери. Вскоре нашлась еще одна девица-библиотекарь, и двери книжного царства госпожи Дарлассон распахнулись, дабы принять первых посетителей и отныне снабжать местное общество самой разнообразной литературой.
Отвлекшись от воспоминаний, госпожа Чернова отстранила Юлию, что-то восторженно щебечущую, стремительно подошла к полицейским и взмолилась:
– Ради Одина, инспектор, объясните, что здесь произошло?
Инспектор Жаров закончил втолковывать что-то понурившемуся констеблю, обернулся и сумрачно поинтересовался:
– Что вам уже известно?
– Решительно ничего, – слегка покривив душой, сообщила молодая женщина. Ей было неловко за свое любопытство, но долее оставаться в неведении она не могла. По счастью, госпожа Дарлассон и барышня Гарышева не пострадали, однако сумятица в библиотеке свидетельствовала о каких-то неприятных событиях.
Поколебавшись немного, инспектор махнул рукой подчиненному, который с явственным облегчением умчался рысью выполнять поручение начальника. Проводив его взглядом, господин Жаров кивнул и принялся рассказывать об известных ему обстоятельствах, пропуская мимо ушей многочисленные вопросы неугомонной Юлии.
Обычная велеречивость нынче изменила полицейскому, он будто сочинял протокол, отделываясь несуразными формальными фразами. Животрепещущие подробности остались за рамками этого краткого повествования, однако и сухие казенные слова вызывали у Софии чувство нереальности происходящего. Она словно смотрела представление в третьесортном театре, обшарпанный вид и посредственные актеры которого никак не позволяли зрителям воочию представить живописуемые события.