– Слушаю. – Его лицо появилось на экране. Глаза были тусклые, под ними черные круги, взгляд опустошенный. – Позавчерашнюю ночь она провела здесь, со мной. Мы поужинали в бистро за углом. «У Жака». Где-то около восьми. Потом вернулись сюда, ко мне. Она ушла вчера утром около семи. Нет, уже после семи, в восьмом часу. Она работала с восьми до четырех.
– Ладно. Спасибо.
– Вчера я дважды говорил с ней по телефону. Она позвонила мне где-то после полудня, а потом я позвонил ей домой в свой перерыв на ужин. С ней все было в порядке. Не помню, что я ей говорил, что она мне говорила. Я пытался вспомнить, но у меня ничего не вышло.
– Это не имеет значения. Все, что вы сказали друг другу за последние месяцы, – вот что важно. Только это и имеет значение. Я загляну к тебе позднее, если ты…
– Нет, но спасибо за предложение. Пока мне лучше побыть одному.
– Ты очень хорошо ему сказала, очень правильно, – заметила Пибоди, когда Ева убрала телефон в задний карман. – О том, что они говорили друг другу. Что это важнее всего.
– Сама не знаю, хорошо это или чушь собачья. Даже думать об этом не хочу.
Участок Колтрейн был зажат между корейским овощным магазинчиком и еврейской кулинарией. Уродливое здание, выстроенное после Городских войн. Эта бетонная коробка, пожалуй, выдержала бы прямое попадание бомбы, но не прошла бы даже отборочного тура на конкурсе красоты.
Этот полицейский участок был таким же, как и многие другие. В нем пахло отвратительным кофе, по́том, крахмалом и дешевым мылом. Входили и выходили патрульные в униформе и тяжелых башмаках: возвращались со смены или уходили в наряд. При входе они предъявляли жетоны, а вот штатским приходилось помаяться, преодолевая охрану. Ева поднесла к сканеру свой жетон. И ей, и Пибоди пришлось сверить отпечатки пальцев, после чего их пропустили.
Она прошла прямо к столу дежурного сержанта и предъявила жетон ему. Сержант оказался суровым, если не сказать свирепым, ветераном с дубленой шкурой. Вид у него был такой, будто он только что позавтракал доброй порцией трехдюймовых гвоздей.
– Лейтенант Даллас и детектив Пибоди из Центрального управления к лейтенанту Делонгу.
Глаза-буравчики просверлили лицо Евы.
– Это вам досталось дело?
Ему не пришлось уточнять, что за дело: и Ева, и копы, оказавшиеся в пределах слышимости, и так все поняли.