Теперь Луиза, графиня Ангулемская, предъявляла к нравственности других такие минимальные требования, что невольно наводила на мысль о том, что и по отношению к ее нравам нужна такая же снисходительность. Почти все историки рисуют Луизу с очень невыгодной стороны и приписывают ей пагубное влияние как на сына-короля, так и на дела Франции, в которых она участвовала до самой смерти (в 1531 году).
В своей «Истории Франции» (Histoire de France. Paris, 1615) Ф. де Мезере (Мézeray) пишет:
Вмешательство женского элемента в придворную жизнь имело вначале очень хорошие последствия. Прекрасный пол ввел при дворе вежливость и услужливость и заронил искру великодушия в благородные души. Но вскоре затем нравы испортились; назначения и милости распределялись по усмотрению женщин; они были причиной того, что в правительственных сферах привились плохие правила и древнее галльское чистосердечие скрылось еще глубже, чем целомудрие.
Действительно, прекрасные дамы, приехав из захолустья и получив значительную свободу действий, очень быстро осваивались при дворе, и происходило «вмешательство женского элемента». Времяпрепровождение и забавы стали несколько иными, чтобы женщины могли принимать в них участие. Постепенно складывается светское общество. Некоторые дамы держат салон – здесь, конечно, царствует женщина, здесь ведутся остроумные беседы и в недалеком будущем сосредоточится художественно-литературная жизнь страны. Доступ в это царство открыт каждому уму, каждому таланту; но формы, в которые отливаются ум и талант, должны быть отшлифованы, и тогда слова не оскорбят ничьего слуха, образы не осквернят ничьего воображения. Собираясь вместе в парадных гостиных блистательных женщин Франции, мужчины (сам король, а также военные, царедворцы, прелаты,[17] ученые, художники и поэты) начинают проникаться правилом, которое сто лет спустя выразил в стихах Лафонтен:
Qui pense finement
Et s’exprime avec grâce,
Fait tout passer – car tout passe.
[18]Однако должно было пройти какое-то время, чтобы изменилось представление о том, что прилично, а что уже недопустимо. Истории, которые при Франциске I считались облеченными в приемлемую форму и которые никого из образованных людей не шокировали, в конце того же XVI столетия казались уже неудобными для чтения вслух или пересказа. Такова, между прочим, и судьба «Гептамерона», написанного Маргаритой Ангулемской и послужившего одним из главных оснований для ошибочных утверждений о легкомысленном поведении самой королевы. В представлении позднейших читателей это произведение сливалось с автором, и Маргарите (скромной, набожной сестре Франциска I) были приписаны свойства и качества, которыми она обрисовала многочисленных и разнообразных действующих лиц своих рассказов. Это случилось, например, с историком Ф. Шлоссером,