Джироламо Кардано - страница 7

Новая кормилица была найдена в Мойраго, местечке, расположенном в семи милях от Милана. Чтобы обезопасить мальчика от «черной смерти», его искупали в уксусе и еще мокрого после ванны увезли из города. Но в Мойраго он стал быстро худеть, животик его вздулся и стал твердым, как барабан. Мальчика передали следующей кормилице. Там он прижился и провел несколько лет – ребенка отняли от груди лишь на третьем году жизни. Когда Джироламо исполнилось четыре года, мать забрала его в Милан. Здесь она поселилась с сыном и сестрой Маргеритой в доме на Песчаной улице, который снял для них престарелый Фацио, не пожелавший, однако, обвенчаться с Кларой и жить с ними. Джироламо не раз слышал жалобы матери на горькую судьбу. Да и сам он, noto, незаконнорожденный, значительно чаще встречался в детстве с розгой, чем с лаской. Его часто и без причины пороли – и мать, для которой он был обузой и позором, и отец, который, хотя и не жил с семьей, но считал своим долгом принимать участие в наказаниях сына, и тетка, которая, как писал потом Кардано, «казалось, совсем была лишена желчного пузыря», ибо всю свою желчь изливала на несчастного ребенка. После побоев Джироламо обычно заболевал, и первые годы сознательной жизни остались в его памяти временем страха и боли.

Когда мальчику исполнилось семь лет, родители отказались от телесных наказаний. Может быть, они приняли такое решение по совету доктора Лаццаро Санчино, в дом которого на улице Майнов Фацио перевез семью. В доме Санчино мальчик обрел, наконец, некоторую видимость семейного очага, так как Фацио решил поселиться под одной крышей с Кларой, впрочем, так и не вступив с ней в брак.

Одна из старейших построек Милана – базилика Св. Лаврентия

Однако жизнь с отцом не стала для мальчика благом, хотя его больше не пороли – даже тогда, когда он, казалось, вполне этого заслуживал. Старику нужен был famulus, слуга, который сопровождал бы его повсюду, неся сумку с бумагами, книгами и всем прочим, что требовалось юристу, обходящему своих клиентов. Эту заботу взвалили на хрупкие плечи семилетнего Джироламо. Целыми днями он мотался за отцом по городу, таща слабыми ручонками тяжелую сумку и слушая язвительные замечания, которые острые на язык миланцы отпускали в адрес Фацио и Клары. Ежедневное «усиленное и почти беспрерывное движение» очень утомляло мальчика. Он глубоко страдал от того, что ни мать, ни тетка никогда не высказывали ему сочувствия, не жалели и не заступались за него перед Фацио. По ночам усталость и дневные обиды нередко оборачивались фантастическими сновидениями, от которых мальчик просыпался возбужденный, с сильно колотящимся сердечком.