— Почему ты позволила себе разговаривать с подружкой по видеосвязи? Напомнить тебе пункт из договора? — сходу набросился с укором. — Никакой видео и аудио съемки в пределах территории моего дома, — его ноздри широко раздавались, а в глазах сверкали молнии. — Никакой болтовни в рабочее время. Ты можешь открывать рот, только когда выходишь за ворота.
Приблизился на один широкий шаг и уперся злющим взглядом в мое раскаивающееся лицо. Это его накрыло гневом из-за самого факта звонка, а что, если он слышал все ужасные комментарии Софки?
— Мне очень жаль, — я взволновано увлажнила губы, проведя по ним кончиком языка. — Такого не повторится. Обещаю. Мы не затрагивали темы вашей семьи!
— Ложь, — безапелляционно отрезал.
Значит, слышал...
Суворов сделал еще шаг, подойдя ко мне почти вплотную.
— С какой стати я должен дать тебе очередной шанс? — понизив голос до рычания, «загнал» меня в ловушку. — Почему ты нарушаешь правила, Майя? Тебе такое нравится? С виду — божий прелестный ангелочек, а в душе — бунтарка?
Я прижалась спиной к поручню и обхватила пальцами металлические черные балясины, чтобы не свалиться замертво от аритмии.
Я собралась с духом и подняла голову, чтобы посмотреть в его бирюзовые глаза с коричневыми крапинками.
— Ты особенная, что ли? — с жесткой усмешкой бегло окинул меня высокомерным взглядом.
— Нет, — от страха пульс стучал в ушах. — Нет, Давид Дмитриевич. Пожалуйста, простите.
— Майя, — вздохнул Суворов и подался вперед, чтобы опереться ладонью о поручень. Я громко сглотнула, проследив за положением его крепкой руки в считанных сантиметрах от моей талии. Черт, как же жарко и душно стало. — Скажи, за кого ты меня принимаешь?
Я... что?
— По-твоему, я простак, который будет спускать малолетке с рук ее проступки?
Я заторможено покачала головой, не сдержавшись и опустив взор к надменным, бледно-розовым губам Суворова.
— Хорошо. Тогда избавься от беспечности, — он сделал небольшой рывок к моему лицу. Замер в волнующей близости, протяжно вдохнув через нос. — Иначе уволю.
Сердце пропустило удар.
— Я вас поняла, — не знаю, услышал ли он мой тихий лепет.
— Надеюсь, — Давид Дмитриевич не двигался, изучал пристально мое лицо, словно увлекательную скульптуру.
Я чуть отвернула голову, подставив под обжигающее дыхание мужчины щеку. Испугалась, что совершу какую-нибудь глупость... Его аромат — терпкий, цитрусовый, подчеркивающий северный нрав Суворова, — врезался в ноздри, и я сипло, очень тихо застонала от удовольствия.