— Не хочу, — буркнула она, заглядывая мне в глаза и ища что-то
ведомое только ей. — Я не буду обузой. Ты же видел, меня тяжело
увидеть. Я многое могу. Возьми..., — последнее слово она
прошептала, похоже уже не сильно надеясь на положительный
ответ.
— Хорошо, возьму, — согласился и будто камень с души упал. Будто
нужно мне эту девочку с собой взять. На кой хрен только? Не знаю.
Подсознание никогда не врет и очень часто показывает нужные
знаки.
— Спасибо, — запрыгала та, радостно размахивая руками. — Я не
подведу тебя честно-честно.
— Пошли уж, — хмыкнул я, распрямляясь и пытаясь понять что за
чувство такое в груди. Теплота такая странная. — Правда, мы идем в
довольно опасное место. Может, тебе вернуться в деревню? Мы придем,
когда все там посмотрим.
— Нет, никуда не пойду, — помотала она головой и вцепилась рукой
в мою куртку. Росточком она мне по грудь и от этой разницы жест
смотрелся довольно комично.
— Вот ты и стал отцом, — «поздравил» меня Руби.
— Братом, дядя Руби, — со всей серьезностью поправила она
блондина.
— А ты дядей, — поддел я друга, усмехаясь в его выпученные от
удивления глаза.
— А там куда вы идете ничего страшного нет, — стала рассказывать
Валиси. — Там только смерть повсюду.
— Она пришла с той станции, — посчитал нужным рассказать
Валенок. — Вот в этих же ботинках и пришла. Мы ее и взяли жить к
нам. Не выгонять же.
— Как давно пришла? — спросил я Валиси, но та не отреагировала,
раздумывая о чем-то своем.
— Ответил деревенский: — Года три назад она пришла. Ей тогда
семь было. Ну мы так подумали. Сама она ничего не рассказывала.
Первый год вообще не разговаривала. Спала только, ела немножко и
сидела. Сядет возле кухни и сидит почти весь день, смотрит в
никуда.
— Понятно, — благодарно кивнул я. Что-то мое видение с фонариком
все сильнее становилось пугающей правдой. — Валиси, — потрогал ее
рукой за плечо на что девочка тут же прислонила к ней свою щеку. —
Почему там только смерть? Объясни мне подробно.
— Потому что там все умерли, — счастливо улыбнулась она,
потираясь щекой об руку. — Папа с мамой умерли. Дяди и тети умерли.
Только я осталась. Попрощалась со всеми и пошла.
У меня вдоль хребта от затылка к заднице пробежал холодок
дурного предчувствия.
— Почему умерли, ты знаешь? — создавалось ощущение, что я
общаюсь с душевнобольной. Слишком размытые ответы она давала, да
еще и улыбалась при этом, хотя улыбка в такой ситуации, как мне
кажется, совершенно неуместна.