– Верно, – согласилась она и
вдруг с яростью заговорила: – Поэтому нельзя забывать,
что...
– ...что если бы с тобой и со
мной этого не сделали, мы вряд ли бы сейчас говорили. Покойники –
те ещё молчуны.
Она зло поджала губы, обошла
собеседника и направилась дальше по коридору, опережая его на пару
шагов.
– Майрико, – окликнул он,
по-прежнему не двигаясь.
Она остановилась, но не
обернулась.
– Если ты решишь влезть со
своей бабской жалостью, будет только хуже.
– Не будет. Я не влезу, – она
толкнула тяжелую дверь и вошла в ярко освещенный покой, не
дожидаясь своего спутника.
В небольшой зале было тепло, но
обстановка оставалась такой же безыскусной, как и везде в Цитадели
– широкие лавки, покрытые тканками из грубой некрашеной шерсти,
вытертые овечьи шкуры на полу. В углу – деревянный стол, а на нем
несколько кованых светцов, в которых над плошками с водой ярко
горели лучины. Очаг полыхал так, что пламя ревело в трубе, рассылая
по покою волны жара.
Клесх не любил сюда приходить.
Но нынче тут собрались все креффы.
Майрико сразу неслышной тенью
скользнула к расстеленным на полу овчинам, где устроилась свободно
и в одиночестве. Места на лавках почти все оказались заняты –
наставники сидели вольготно, наслаждаясь теплом, покоем и
отсутствием выучей.
Рядом с Нэдом, неспешно пьющим
из деревянного ковшика ароматный взвар, устроился Ихтор. Возле
узкого длинного окна, закрытого по случаю непогоды ставнями,
расположился Донатос – сидел, словно бы отдельно ото всех, закинув
ногу на ногу и прикрыв глаза. Помимо этих троих в комнате
находилось еще десять мужчин – все значительно старше наставника
Лесаны, а иные даже и старше Главы. Клесх поздоровался и прошел к
дальней лавке, где ещё оставалось свободное место.
Тяжелый взгляд Нэда скользнул
по собравшимся, однако смотритель Цитадели остался недоволен
увиденным и неодобрительно покачал головой. Тёмные брови сошлись на
переносице. Мужчина словно искал и не находил кого-то, посмевшего
не явиться на вечерю креффов.
В тот самый миг, когда лицо
обережника грозило превратиться в застывшую личину порицания,
тяжелая дверь распахнулась и на пороге возникла женщина в
невзрачном сером одеянии. Высокая, по-девичьи стройная, с коротко
остриженными смоляными волосами, в которых тонким инеем мерцали
седые пряди.