Муторно стало на душе
смотрителя, и совестно сделалось оттого, что завтра суровую науку
начнут постигать те, кто в былые годы так и остались бы в отчем
доме. Но в сотни раз станет хуже, если наставники начнут жалеть
послушников. Вот тогда точно некому будет держать в страхе Ходящих.
Пусть хоть слабые сражаются, чем совсем под нечисть лечь и обречь
людской род на посмертные страдания. А про тайну... про тайну
молчать надо. Молчать и думать, как выпутаться. Иначе не миновать
смуты.
Коротким взмахом руки Нэд
отпустил креффов. Первым не спеша направился прочь наставник
Тамира, он уже занес руку, чтобы взяться за дверную ручку, когда в
спину раздалось:
– Ответь-ка мне, голубь
сизокрылый, отчего это почти у стен Цитадели погост поднялся, а?
Поведай дуре старой, чему ты своих щеглов учишь, что покойники чуть
не белым днем по дороге разгуливают? Ты им науку-то в головы
вкладываешь или только кнутовища о спины ломаешь?
Колдун напрягся и сквозь зубы
ответил:
– Учу я их всему, что знаю. А
что иные из них многое мимо ушей пропускают, так то от
лени.
– И все-таки, пойдем,
расскажешь, как ты им выучку даешь, друг мой ситный.
– Пойдем, – зло буркнул
Донатос.
– Ничего не забыл? – спросила
Бьерга таким голосом, что в теплой зале сразу же
похолодало.
– Я прошу указать на мои
ошибки, наставница, – сказал крефф таким голосом, словно обережница
взяла его за горло.
Оттеснив замершего в дверях
мужчину, колдунья шагнула вперёд и первая вышла в
коридор.
Говорят старики – день долог,
да век короток. Что за нелепица? Прежде не понимала Лесана этой
мудрости, хотя и повторяла ее к случаю, как все.
Уразуметь же истину привычных
слов ей пришлось здесь – в Цитадели. Дни тут тянулись
долго-долго... Каждый казался не короче целой седмицы, а вот,
оглянуться не успела, больше года прошло.
Осень. Нет, она еще не
наступила, но уже чувствовалась в воздухе последнего летнего
месяца. Еще чуть-чуть и потянутся клиньями в далекие теплые края
утки и гуси. Хорошо им – свободным – летят, куда вздумается! И
снова их впереди ждёт лето. А тут небо вот-вот отяжелеет от туч,
осыплется дождями и на смену месяцу
плодовнику заступит
урожайник... Славное это время! Сытно,
весело, играют свадьбы, устраивают гулянья.
Девушка прикрыла
глаза.
Нет, плакать не хотелось. Она
уже разучилась лить слезы от тоски. Устала. Теперь просто
стискивало сердце всякий раз, когда в голову приходили мысли о
доме. А ещё одно поняла – нет толку реветь по живым. Да и вообще
нет толку реветь. Пора перестать плыть щепочкой по течению, гадая,
куда вынесет. Никуда уже не вынесет. Тут её дом. Какой ни есть.
Сырой, холодный, неприветливый, суровый, но надежный, неприступный,
хранящий от зла. И иного в четыре года ближних – не появится.
Значит, надо привыкать. Но получаться начало
только-только.