Друзья утешали её, всячески
стараясь помочь, но их забота лишь вызывала в душе прилив
невыразимой досады. Стыдно сказать, иногда Лесану брало настоящее
зло, что у этих двоих есть... они сами. Она-то одна была.
«Любимица» креффа. А потом становилось стыдно. Потому что однажды
Тамир сцепился с Фебром, когда тот обозвал Лесану Счетоводом
Дур.
Нашел против кого выступить!
Но, ежели Тамир гневался, разум ему, по всему видно, отказывал.
Влетело тогда всем. Клесх собственноручно высек своего выуча, что
связался с молодшим, а как Донатос наказал Тамира – ни Лесана, ни
Айлиша не узнали. Но ночами парень трудно кашлял и дышал
сипло.
Айлиша, причитая и всхлипывая,
лечила его, когда засыпал, а Лесана чувствовала себя последней
дрянью, потому что ничем не могла помочь.
После этой стычки прошла
седмица, когда девушку неожиданно поманил к себе Клесх. Обычно
ничем хорошим подобное не заканчивалось, и Лесана шла к нему, как
на заклание.
– Запомни, цветочек нежный, –
привычно негромким и пустым голосом сказал наставник, – за себя
надо заступаться самой. Еще только раз узнаю, что из-за тебя парни
бока друг другу мяли, голой к столбу привяжу посередь двора. Чтобы
видели – за какую красу ненаглядную ратятся. Всё
поняла?
– Всё.
Она с ненавистью смотрела в пол
и кусала губы.
– И ещё запомни. Когда говорю с
тобой – в глаза гляди.
Она испуганно вскинула
голову.
– Вот так.
Как она ненавидела его в этот
момент! Будь в руках нож – вонзила бы по рукоять! И тут же
ужаснулась себе, поняв, что наставник прочёл эти злые мысли в её
взгляде.
Клесх усмехнулся. Это было
страшно, когда он усмехался. Изуродованная щека дергалась и,
казалось, будто крефф скалится, как хищный зверь.
– Доченька?
– А? – Лесана очнулась, поняв,
что, обнимая мать, унеслась мыслями далеко-далеко.
– Что ж одёжа-то у тебя такая
чёрная? – гнусавым от слез голосом спросила
родительница.
– Это... это ратоборцы в такой
ходят, – пробормотала девушка, потупившись от
стыда.
– Ратоборцы? – охнула мать,
прижав руки к щекам. – Охотники на ходящих? Деточка, да какой из
тебя вой, ты ж крысу видишь, без памяти падаешь, а тебя с нечистью
биться наставляют? Да пропадёшь ведь!
И она снова залилась слезами,
затряслась...
– Что ты, – неловко проговорила
дочь, – нас же учат тут. Не пропаду. Мама... а как там...
Мирута?