Мужчина помог бабе Любе встать.
Подтягивая трусы, и оправляя подол, и стыдливо пряча глаза,
Власьевна пробормотала, заикаясь - Ой, Вв... Володенька, ты ведь от
бесчестия меня спас. Он ведь, ирод, снасильничать меня хотел — по
щекам струились слёзы.
- Тёть Люб, кто это был? Я в темноте не успел разглядеть, да без
очков ещё, а он вишь как резво-то убёг.
- Да Вв... — старуха осеклась
- Кто-кто, тёть Люб?
- Да, Вволоденька, он же со спины на меня нна... напал —
ответила старуха, не вполне отдавая отчёт сказанному.
- Ну ничего-ничего, узнаем, найдём. Пойдём, Власьевна, провожу
тебя до дому.
Хмель как рукой сняло. Видя, что за ним не гонятся, Витька пошёл
шагом. С содроганием вспоминал то, что произошло всего лишь
несколько минут назад; но дикое возбуждение, которое он испытал,
стягивая трусы с беззащитной и не сопротивляющейся старухи —
будоражило.
Свет на кухне горел и Витька, стараясь не шуметь, поужинал и
пошёл в баньу. Напарившись и напившись квасу, улёгся спать на
веранде.
Галька не спала, надеясь, что Витька всё-таки придёт к ней, и
даже всплакнула. Так и не дождавшись, уснула со слезами на
щеках.
Утром, собираясь на работу, и мучаясь от стыда за вчерашнее,
Витька подумал, что нужно зайти к бабе Любе и попросить прощения.
Решив, что зайдёт после работы, успокоился и сел завтракать.
Галька доила корову.
Работал Витька в звене по заготовке сенажа. Ровно и деловито
гудел МТЗ, оставляя за собой стерню, а справа и чуть сзади ехал
ЗИЛок, в кузов которого, из хобота транспортёра, вываливалась
кусками зелёнка.
Жаркий, ясный и солнечный июльский денёк. В знойном мареве
плавился и струился воздух над раскалённой трассой бетонки, высоко
в небе кружил коршун. Приторный аромат свежесрезанной травы мешался
с запахом мазуты. Рубашка потемнела от пота, ветерок приятно
холодил спину. Бибикнув, отъехал с заполненным кузовом Валерка и
Витька, сбросив газ, остановился и, выставив ручник, спрыгнул из
кабины на землю. Потянулся до хруста в суставах, разминая затёкшие
мышцы, и пошёл к берёзовому колку; там, в тени, стоял логушок с
водой. Напившись, и ополоснув лицо и шею, пошёл вдоль кромки,
собирая в траве вызревшую землянику. Напитанная солнцем и подвявшая
ягода таяла на языке, оставляя едва ощутимый горьковатый
привкус.
Вечером звеньевой, Пашка Патрушев, сказав, что звено
перевыполнило сменный план, предложил это отметить; напомнив, что
Витька и Валерка ещё должны ему литруху водяры. Три дня назад он,
наспор, выпил поллитру, не прерываясь и не переводя дыхание.
Отшвырнув пустую бутылку, сухощавый и жилистый Пашка обвёл взглядом
приятелей, и усмехнувшись, развернулся и пошёл. Друзья смотрели
вслед, ожидая, когда Пашка завалится в траву, но тот уходил, даже
не шатаясь.