Давненько я уже не был с женщиной.
Несколько лет уж точно с той поры, как печать Талии под давлением
моей воли вытеснила ее собственную. Зато я мог с уверенностью
сказать, что разницы между богиней и обычной женщиной нет никакой,
если вас не связывает нечто большее, чем плотское желание.
Я уже приподнялся, чтобы скинуть с
себя аравийские одеяния и отдаться процессу полностью, но боль,
внезапно прострелившая спину, заставила меня согнуться пополам и
шумно процедить воздух сквозь зубы.
– Марк?.. – удивленно воззрилась на
меня маркиза, не понимая, в чем дело.
Так же, как и она, не понимал, в чем
дело, но боль была просто невыносимой. Давящей, выбивающей из меня
дух с каждой пережитой секундой. Едва сдерживался от того, чтобы не
застонать в голос и уж тем более не вскрикнуть.
– Марк!..
А что самое страшное… эта боль была
мне знакома. Знакома до мельчайших подробностей. И если сразу после
приступа наступит жутчайший зуд, то…
– Вот падаль… – прошипел и метнулся в
сторону.
Выхватил из ножен оба кинжала,
закинул руки за спину и принялся расчесывать кожу остриями лезвий.
Сильно, быстро, до крови, стискивая зубы от боли и зуда
одновременно. Воистину незабываемые ощущения! И даже врагам я бы не
пожелал испытать нечто подобное.
А когда всё закончилось, уселся и
тупо уставился в невидимую точку перед собой. Фантомные боли?
Когда-то я про такие слышал, но, кажется, впервые испытал на себе.
Вероятно, потому что Талия была моей последней женщиной, вот и
всплыло внезапно в памяти всё, что было с ней связано.
– Я посмотрю? – осторожно прошептала
маркиза над моим ухом.
Я даже не дернулся и, видимо, приняв
молчание за согласие, девушка задрала одежды и оголила мою спину.
Хмыкнула, осматривая свежие раны. Провела кончиком пальца по одной
из них, но от болевого шока я временно утратил способность
испытывать боль, потому что почти ничего не почувствовал.
– Может, кожа под татуировкой
воспалилась от жары?.. – робко предположила Анна-Мария, а сердце
мое пропустило удар.
– Под татуировкой?..
– Ну да. Не знала… что у тебя такая есть.
Само собой, животные инстинкты отошли
на десятый план по сравнению с новой проблемой. Возникшей буквально
на пустом месте, из ниоткуда, и вогнавшей меня в состояние
некоторой фрустрации.
Сон тоже не шел ко мне. Так я и
сидел, сгорбившись, в палатке Анны-Марии, а до ушей моих доносилось
сладкое сопение девушки.