Я остался совсем один. Было невыносимо тоскливо. Во всяком
случае, тогда мне так казалось - ведь я еще не знал, что такое
настоящая беда. И, вдруг, словно посланная какими-то высшими силами
- появилась она.
Лера ворвалась в мою жизнь стремительно и бесповоротно.
Навсегда. Так мне тогда казалось. Наивный глупый дурачок,
правда?
«Навсегда»!
«Ха» - три раза!
Через год – всё, также в один миг, закончилось…
Сейчас мне почти двадцать шесть, я одинокий инвалид, ненавидящий
этот мир. Нет, я не мизантроп… Почти. Я хуже! Я ненавижу не людей.
Вернее - не только людей.
Я ненавижу весь этот мир, как явление! И жизнь - в любых её
формах и проявлениях.
Вот так и живем, вернее будет сказать - существуем, ибо жизнью
это не назовешь.
Я и Виктор - мой сосед по несчастью и больничной палате.
Днем, до обеда, как правило, больше молчим.
Каждый о своем.
Потом, чаще всего, играем в шахматы и я переставляю фигуры за
двоих. А вечерами напиваемся «в говно». И, естественно, что водку в
Витю заливаю тоже я (ничего сложного – только руку над тумбочкой
вытянуть). Напиваемся и начинаем говорить, говорить, говорить…
Как правило, на утро ни один не помня о чем.
Водку нам приносят санитарка Аня и Витины родители. Ещё даже не
очень пожилые, но уже по-старчески сгорбленные, с потухшими
выцветшими глазами. Кто-нибудь из них неукоснительно приходит в
больничку каждый день. Приносит домашнюю еду и обязательно
водку.
Ну, а чего такого? Опасаться, что Витя сопьется, что ли?
Ха, снова смешно, правда?
Придет, подмоет сына, памперс поменяет, тихо посидит,
поспрашивает Витю, о чем-то уже совершенно ему безразличном и
уходит.
Иногда мне кажется - они втайне даже от самих себя жалеют, что
Витя не умер там, на путях. Отплакали бы уже, понадрывали сердца, а
за два года свыклись бы, да и жили себе потихоньку. На могилку
похаживали, а не к сыну калеке, которому всего-то тридцать один год
от роду. Да он и сам, ежедневно повторяет в своих однообразно -
усталых пьяных мантрах: «Лучше бы я сдох там». «Лучше бы я сдох
там».
А ещё через пару доз непременно заводит следующую тему о том,
что бы он сделал - останься у него хоть одна рука или обрубки ног,
к которым можно было бы приспособить протезы. Ну, вы, наверное,
сами понимаете, о чем он бубнит. О суициде, конечно. Я в ответ
молчу, ибо вполне понимаю желания «коллеги» по несчастью…