А Львом он потом станет – лет через десять, когда заматереет, погрузнеет… Если, конечно, вернется домой. Дай ему Бог вернуться. Дай Бог все этим ребятам домой вернуться!
Дура! Хватит уже пялиться на этого сержанта. И так третий день глаз с него не сводишь!
М-да… А макароны-то придется промыть еще раз.
А то, что глаза у него темно-зеленые, она только четыре дня назад и разглядела, когда он ее насиловал и они были совсем близко-близко. Да-да, именно изнасиловал в нескольких метрах от родного мужа, а тот и ухом не повел! Да!!
Наталья была женой старшего лейтенанта Малахова, командира расположившегося на высоте и стоящего тут второй месяц взвода десантников. «Хотя, какая жена, в таком случае теперь и сержанта можно называть мужем», – раздраженно подумала она.
А этот даже не посмотрит на нее. А тогда…
Наташа вновь вспомнила их короткую встречу, и краска залила ей лицо.
Сложенная из камней печка с двумя котлами и натянутым сверху брезентом стояла рядом с вагончиком, а между вагончиком и дувалом были сложены дрова. Она собиралась готовить обед. Муж, после того как они поругались с Красновым из-за снайпера, вдруг вспомнил обязанности и занимался с молодым стрелком на БТРе – пристреливали что-то там, что ли? Время от времени раздавались короткие пулеметные очереди.
Она зашла за вагончик и стала набирать дрова. Вдруг кто-то по-хозяйски положил ей руку на ягодицу, и рука тут же скользнула вперед, между ног, вторая рука уверенно легла на грудь.
– Тебе ночи мало, сумасшедший? Увидят же!! – она была уверена, что это ее муж, ну ладно-ладно – жених, лейтенант Малахов.
Он был первым и пока единственным мужчиной в ее жизни, и никто никогда не хватал ее за такие места, разве только за попу нахал какой-нибудь украдкой щипнет, но не так по хозяйски.
Ее развернули и она увидела, что это не лейтенант, а Краснов. Ее попытку закричать он прервал, закрыв рот поцелуем и продолжая нагло лапать ее. Да уже не просто лапать: задрав подол и прижав к вагончику, он решительно подхватил ее под колени. От необычайности и дикости ситуации у Наташи закружилась голова, а кровь, казалось, уже вся прилила к паху.
– Что вы делаете? Так нельзя! – прошептала она.
Прошептала, а не прокричала, как должна была. В двадцати или в тридцати метрах от нее был ее муж, а ее по сути дела насиловали. И что, что она уже не сопротивлялась и не кричала, а уже обнимала сержанта? Не бревно же она в конце концов! Да и сержант, если честно, нравился ей и похоже знал об этом.