Здесь же, кстати, Лермонтова навестил «неистовый» Виссарион Григорьевич Белинский. Они долго беседовали о литературе и искусстве, после чего великий критик публично признал в молодом гусаре великого поэта.
Во время моего дежурства «лермонтовская» камера, к сожалению, пустовала.
– Часовой, я в туалет хочу. Позови выводящего, – попросил «чкаловский» сиделец после того, как я ответил на вопрос о времени.
Здесь надо сделать ещё одно пояснение, касающееся архитектурных особенностей исторического здания. В отличие от обычной российской тюрьмы, где так называемая «параша» находится непосредственно в камере, одиночка, выстроенная по проекту итальянского архитектора, была лишена этого жизненно важного санитарного прибора. Естественные потребности арестанты удовлетворяли по мере их возникновения, вопрошая о том часового. Часовой звонил по телефону выводящему, который неспешно поднимался на второй этаж и препровождал нуждающегося в общий туалет. У выводящего был ключ, и, когда он выпускал арестанта в коридор, часовому полагалось усилить бдительность, как бы тот чего не сотворил. К счастью, за время моего дежурства ничего плохого не произошло. Как говорил товарищ Сухов: «Народ подобрался покладистый, можно сказать, душевный».
Согласно уставу гарнизонной и караульной службы, часовой на посту меняется каждые два часа. Потом два часа бодрствует в караульном помещении, два часа спит – и снова на пост.
Время моей первой смены подходило к концу, когда в коридоре прозвучал тот же тихий жалобный зов:
– Часовой, а часовой…
Я подошёл к двери.
– Поговори со мной, часовой…
– Не положено.
– Ну тогда просто так рядом постой. Тебе же можно около двери стоять? А то я тут один в темноте совсем с ума сойду. Неделю уже сижу…
– А сколько дали? – поинтересовался я.
– Десять суток, – ответил он и, тяжело вздохнув, добавил:
– Пока что…
– А потом?
– Суд может будет… Может посадят… Я мусору нечаянно челюсть сломал.
– Какому мусору?
– Ну, значит, милиционеру?
– Зачем?
– Да ни зачем… Ну, как это обычно бывает… Мужик меня на улице остановил, а я ему – слева… У меня левый хук сильный. Он не прикрылся. Челюсть – хрясь. Я убежать хотел, а он меня завалил. Оказался мастером спорта по самбо, а ещё – милиционером… Я подёргался для порядка, да он меня раза в три тяжелея… Скрутил… Потом разобрался, что я военный, – сдал в комендатуру. Ну а комендант, или кто тут у вас в Ленинграде главный, ночью разбираться не стал – впаял сходу десять суток… Вот сижу…