«Да и плевать», — решила я через какое-то время. Как очухаюсь и
снимут ошейник, уйду порталом. Новый медальон для себя подберу. А в
столицу хоть пешком пойду. Всё лучше, чем с этими безопасниками
дело иметь.
Спала я на деревянных нарах, но не ощущала их жёсткости. К утру
почувствовала холод и желание попить. Зашебуршился кто-то из девиц,
попавших в камеру раньше меня. Старуха что-то проворчала, советуя
по поводу питья. Губы ещё не слушались, но глотать уже получалось.
Потому нужно запрокинуть голову и вливать воду тонкой струйкой из
ковшика. Мы все последовали этому совету. Чуть позже через окошко в
двери передали еду. Завтракать тем, что нам принесли, я не стала,
ожидая, когда закончится весь этот фарс.
Должны же с нас снять ошейники. Или нет? Пробовать в камере
какую-либо магию я не рискнула. Службисты уверены, что у меня её
нет. Пусть и дальше так думают, больше шансов сбежать.
— Готовимся к судебному разбирательству, — заглянула в окошко
двери надсмотрщица.
— Охо-хо, — простонала старуха. Её подружка, как-то нервно
потёрла шею с ошейником.
— Снова сутки без жратвы, — пояснила женщина.
Почему так, я не понимала до того момента, пока ошейник второй
раз не долбанул меня. К судье я попала самой последней. Паралич
немного ослаб и идти я могла сама, но говорить и что-то доказывать
после применения такого амулета было невозможно.
— Судья Юсбайо Иглес ла Хименс, — представил мужчина из конвоя
того, кто взялся решать мою судьбу.
— Воровка и аферистка Микаэлла. Безродная, совершеннолетняя,
записанная в городской управе под номером три тысячи сорок восемь,
объявляется виновной, — как-то быстро решил судья. — Два года
Восточного исправительного учреждения для женщин. Дело закрыто.
Не… Нормально так? Мне слова не дали сказать, всё подстроили и
меня же осудили! Чтобы не пересохли глазные яблоки закрыла и
открыла веки. Появилось желание непристойный жест судье показать,
да только он уже покинул своё место. Сопровождающие сразу
сменились, передав мою тушку той Самке, как назвала надсмотрщицу
бабка.
— Восточный, хреново, девонька, — ухватила меня за косу тётка. —
Сейчас обрею налысо, потом переоденешься. В Восточном строго с
этим. Голову на край стола положи мне так сподручнее резать
волосы.
Мою лелеемую и шикарную косу надсмотрщица оттяпала быстро. С
бритьём провозилась дольше. Судя по капающим на подол платья каплям
крови, не совсем удачно у неё это получалось. Боли я не
чувствовала, зато хорошо представляла, какой вид у моей головы.