На краю Мещёры - страница 9

Шрифт
Интервал


Уж так не хотелось меньшому возвращаться, но голос был властен и строг – попробуй ослушаться… И, оглянувшись на нас, с повинной опущенной головой побежал щен обратно, к дому.

Совсем иная реакция на угрозу была у рыжего ушастого, с грубо стачанной шлеей ошейника дворняги. Он не отреагировал на окрики даже тогда, когда голос хозяйки обрел грозовые оттенки. Мы тоже подключились к тем уговорам, даже ногами топали на собаку, прогоняя ее, впрочем, без энтузиазма, ибо решимость Барона составить нам добрую компанию несомненно подкупала своей безоглядностью. Пес трюхал и трюхал впереди, игнорируя все посулы, верный какому-то своему, не ведомому людям предназначенью.

Так стало нас пятеро. Сначала мы думали, что Барон проводит нас до ближайшей лесополосы, потом – до шоссе. Но пересекли и асфальт, минули еще одну деревеньку, а пес не обнаруживал ни малейшего желания возвращаться.

Барон был молодым, но весьма воспитанным псом. Он не лез под ноги, не заглядывал в лица с искательным выражением, а, соблюдая дистанцию шага в три, невозмутимо возглавлял шествие. Казалось, Барон знал маршрут лучше нас – так безошибочно выходил он на нужную тропу. И уж наверняка пес был более сведущ в лесных таинствах. Во всяком случае, именно там, где он остановился впервые, из травы нежданно-негаданно проглянула маслянисто-бордовая шляпка подосиновика. Кто бы мог подумать, что в середине июня лесопосадка порадует нас грибами?..

За Раменками проселок вывернул на луга, даль распахнулась до нежной кисеи березовых рощ, и вместе с запахом цветущего клевера и ромашки, трелями зависшего в зените жаворонка пролилась в душу такая незамутненная синева неба, что замолчали даже ребята, пылящие босиком впереди.

«Не видать конца и края,
Только синь сосет глаза…»

– отозвались в памяти полузабытые строки.

И угловатые отроки наши зримо напомнили вдруг русоволосого парнишку, не однажды ходившего этой дорогой и годы спустя возвращавшегося сюда не раз, чаще в памяти, чем воочию:

Несказанное, синее, нежное,
Тих мой край после бурь, после гроз,
И душа моя – поле безбрежное —
Дышит запахом меда и роз…

Когда за разливом ржи видны стали отдельные домики в Константинове, мы устроили привал под дубом, на рубеже, как зовут здесь границу между соседними хозяйствами. Съели по бутерброду. Барону досталось вчетверо больше – за деликатность.