Поэтому христианская антропология должна раскрыться, как учение о человеке-творце, носящем образ и подобие Творца мира. А это значит раскрытие учения о человеке, как о существе духовном и свободном, способном возвышаться над природой и подчинять ее себе. Однако, эта антропология очень усложняется раздвоением человека. Потому что, с одной стороны, он есть существо падшее и греховное, жаждущее исцеления и спасения, с другой, он, конечно же, существо творческое, призванное к продолжению миротворения и получившее для этого дары свыше.
Между тем, в человеке есть два принципа, совмещение и взаимодействие которых и создает человека. Это принцип потенциальной, никем и ничем не определенной свободы, уходящей в бездну небытия, и принцип, определенный тем, что он есть образ и подобие Божье, Божья идея, замысел, который человек может осуществить или загубить. Итак, Божье откровение сообщается и действует в мире только через человека. Он является посредником между Богом и самим собой. Так, Бог всегда говорил через человека, через Моисея, через пророков, мудрецов и апостолов, учителей церкви и святых. И другого пути к Богу, как только через человека, нет. Бог выражает Себя в мире через взаимодействие с человеком, через преломление божественного начала в человеческой свободе. Отсюда вытекает необычайная сложность религиозной жизни человека. Человек произошел от Бога и от праха, от Божьей идеи и свободы. В этом как раз и сложность человеческой природы, и ее полярность. А совмещение в ней противоположных начал определяется не только грехопадением, как часто думают, но изначальной двойственностью человеческого происхождения и человеческой природы. Стихийный и иррациональный элемент в ней, это не только результат падения человека, но результат, прежде всего, предшествующей бытию и миротворению свободы, присущей ему. Совершенно очевидно, что грехопадение было бы невозможно как восстание твари против Творца, она не могла бы найти силы и, даже породить самой мысли об этом. Грехопадение объяснимо лишь из третьего принципа, из свободы несотворенной, из небытия, предшествующего бытию. Это и есть последняя тайна, скрытая за бытием. Отсюда вытекает множество последствий для этики. Из этого объяснимо как зло, так и творчество нового. К этой изначальной истине восходит этика творчества.