– Пожалуй, Варяжников номер один, – задумчиво согласился Садальский, – единоросс, амбициозный, при деньгах, авторитет.
– Вот его и замочим. Прямо на взлёте. Пока он нам не нагадил. Помните историю с генпрокурором?
– Со Скуратовым? – заинтересовался губернатор.
– А историю с баней? – продолжал Эдуард, не отвечая на вопрос губернатора. – Баня – это русское минное поле. Убойный заряд для любого тяжеловеса. А уж хлипенького Варяжникова с рейтингом меньше десяти процентов разнесёт в клочья. А ещё?
Губернатор Садальский, полузакрыв глаза, долго сидел в кресле. Наконец сказал неуверенно:
– Соловей. Харизматик. Играл одно время в драмтеатре Гамлета. Успех, поклонницы, цветы – он возгордился и запил. Улетел завклубом в Пятихатки, самый дальний район. Не успокоился. Перебаламутил народ, стал избираться в мэры. Прежний мэр, единоросс, как раз погорел на коррупции. Народ его ненавидел. А этот – артист, оратор. Фонтан идей, то ли мечтатель, то ли провокатор, народный заступник, популист, сумасшедший. Всего понемногу. Адская смесь. Обещал для фермеров открыть рынок, выгнать перекупщиков, ну, понятное дело, навести порядок, посадить взяточников. Снизить цены вдвое, создать кооперацию. Стандартный набор. Называл себя демократом-ленинцем, митинговый трибун. Хозяина рынка грозился убить, выгнать из Пятихаток кавказскую мафию. Люди наслушались его речей и подожгли рынок. Соловья заподозрили и посадили, подстрекателя и демагога. Вот тут и началось. Демонстрации, митинги, воззвания, интернет, пикеты у обладминистрации. Национал-патриоты объявили его своим русским героем, борцом с кавказской мафией, пострадавшим за русское дело.
Эдуард напряжённо, не перебивая, слушал губернатора.
– Ну и…
– А дальше – конфуз. Обвиняли по двум статьям. За поджог рынка и разжигание межнациональной розни. Оскандалились… Поджог не доказали. Свалили на среднеазиатов, вроде бы им не заплатили. Те явились с повинной. Не сами, конечно, доброжелатели привели. Разжигание розни тоже невнятно. Решили спустить на тормозах. Вышел из зала суда народным героем. Эдакий Илья Муромец. ДПНИ носил его на руках. Потом утихли, что-то у них не сладилось.
– Однако разве суд не стоит у нас над законом? – то ли вопросительно, то ли утвердительно произнёс Эдуард.
Губернатор понял с полуслова.