Он отметил сразу же, что Иисус, находившийся на возвышении у кафедры для публичных чтений, был необыкновенно бледен. Чуть поодаль, возле шкафа, где хранились священные свитки, ему удалось разглядеть двух сыновей дома Зеведеева, живших на берегу Генисаретского озера и зачем-то пришедших в Назарет, который всегда был враждебен к проповедям Иисуса. А еще он просто физически ощутил, что накал беснующейся толпы вот-вот превысит все допустимые пределы и тогда здесь на его глазах произойдет нечто непоправимое.
Боже правый, как он тогда испугался! Ноги отказывались подчиняться, в горле пересохло так, что он не мог выдавить из себя ни единого слова. Ему казалось, что кто-то из стоящих на скамьях признает в нем брата Иисуса, и тогда разъяренная толпа обрушит свой гнев и на его голову, пожелав вырвать с корнем из почвы Галилеи все ростки семени плотника Иосифа. Глаза его выхватывали из общей массы лица людей, которых он знал с детства, добрых и незлобивых в обычной жизни, но теперь эти лица были искорежены гримасой ненависти, а сквозь нее проступала мрачная решимость растерзать отступника, предавшего веру отцов, стоило лишь кому-то первому выкрикнуть этот призыв.
Он невольно заслонился руками, и хотя в глубине души сознавал, что должен как можно скорее оказаться рядом с братом, чтобы прикрыть Иисуса от беснующейся толпы, но каждая мышца его тела сопротивлялась этому порыву, сковывала движения, заставляла стоять не шелохнувшись.
Парализованный собственным страхом, он не сразу различил, как по рядам собравшихся прошел странный шелест, поглотивший внезапно все яростные выкрики и угрозы. Люди, стоявшие только что на скамейках, повалились ниц, прикрывая головы руками. Он посмотрел туда, где находились брат и двое рыбаков: глаза всех троих были обращены в небо, а выражение, застывшее на их лицах, было таким знакомым, словно он сам когда-то уже испытал нечто подобное. Он проследил за их взглядом и увидел покачивающуюся над стенами синагоги шаровую молнию. Она медленно перемещалась к выходу, а Иисус и два рыбака так же медленно, словно завороженные ее блеском, прошли мимо умолкнувшей толпы, мимо него, прижимавшегося всем телом к нагретой за день стене, и скрылись в одном из ближайших переулков.
Он бросился на их поиски и спустя какое-то время сумел отыскать всех троих на самой окраине Назарета, сидящих в тени деревьев старой кедровой рощи. И вот здесь он, словно заново, увидел глаза Иисуса. В них не было осуждения, напротив, брат смотрел на него доверчиво, как ребенок, обнаруживая свою полную беззащитность, и в то же время этот взгляд таил в себе такие потрясающие глубины, заглядывать в которые обычному человеку было не просто опасно, но смертельно опасно. Взгляд этот словно передавал некую метку, некий опознавательный знак, говоривший, что отныне тот, чьей судьбы он коснулся, уже никогда не сможет вернуться к прежнему своему существованию, ибо все, что казалось до сих пор важным и значительным, все, что имело хоть какую-нибудь ценность в его жизни, превращалось в абсолютное