Это отвлекло от меня внимание, и все стали горячо обсуждать украинский вопрос. Постепенно страсти как будто улеглись, и я счел возможным проснуться.
Чтобы не участвовать в разговорах и не выдать моим выговором своего буржуазного происхождения, я сел в раскрытых дверях товарного вагона, ноги наружу. Какой-то солдат оперся о притолоку надо мной. Он сделал несколько общих замечаний о погоде и вдруг тихо спросил:
– Вы офицер?
Я на него посмотрел, секунду поколебался. – Да.
– Я тоже. Но вы плохо замаскировались. Не выходите из вагона. Они постепенно к вам привыкнут. Если вам что-нибудь понадобится, вон в углу, тот, который на нас смотрит, это мой денщик, обращайтесь к нему, но не ко мне. Я больше с вами говорить не буду. – И он ушел и лег на нары.
«А, – подумал я, – у меня тут есть союзники. Это утешительно. Значит, это он отвлек от меня внимание солдат».
Вскоре все же закамуфлированный офицер перешел в другой вагон. Вероятно, испугался своей откровенности.
Путешествие до Москвы длилось одиннадцать дней и было сплошным кошмаром. На каждой станции я боялся, что влезут новые и опять пойдут разговоры об офицерах. Население вагона объединяло стремление не пускать новых. Понемногу ко мне привыкли. У меня были с собой хлеб и колбаса, но воды не было, а ходить на станциях к водопроводу я боялся.
Раз как-то один солдат предложил мне чаю.
– Нет, спасибо.
– Чего нет? Возьми. Я же вижу, что у тебя нечего пить. Сегодня утром ты ел снег. Возьми и пей.
Я взял и выпил с наслаждением, потому что действительно страдал от жажды. Поезд подходил к какой-то большой станции. Тогда, чтобы не пускать новых, приоткрывали дверь, и все толпились у входа. Создавалось впечатление, что вагон полон до отказа. Громадная толпа ожидала поезд. Наши ругались, толкались, но никого не впускали.
Один матрос, свирепого вида и до зубов вооруженный, рассердился, что его не впустили. Он крикнул толпе вокруг него на перроне:
– Товарищи, отойдите маленько. Я дам подарок этим сволочам, которые нас в вагон не впускают!
И он стал отстегивать ручную гранату от пояса. Толпа отхлынула, защитники двери также бросились внутрь вагона, оставив дверь открытой.
Я кинулся к двери, захлопнул ее и, держа затвор, крикнул:
– Закройте люки!
Оба верхние люки, выходящие на платформу, были моментально закрыты. Наступило гробовое молчание в ожидании взрыва.