Третью Москву Мария увидела спустя четыре дня, покинув подворье с бабушкой и двумя спешащими позади девками. Это оказался город маленьких церквушек, стоящих на перекрестках улиц. Боярская дочь Федора посетила сразу три – пахнущие внутри ладаном, гарью и воском, каждая размером всего лишь с избу-трехстенок. Эти храмы не имели иконостасов и смотрели на прихожан суровыми ликами икон, висящими прямо на грубо окоренных бревнах стен.
Помолившись понемногу в каждой, словно бы надеясь сложить воедино заступничество нескольких святых, и раздав на паперти по десять копеек мелкими новгородскими чешуйками, боярыня Федора направилась на торг. Шумный, тесный, пахнущий грушами, медом и пряностями. Здесь продавали курагу и изюм, финики и орехи, мед и сушеные яблоки, гвоздику, анис, корицу, мак, горчицу и хрен, пастилу, халву, цукаты, леваши, густую тягучую патоку…
В этот раз, просто спеша за бабушкой, Мария напробовалась сластей так, что рот перестал открываться, слипаясь от карамельной сладости. Девки же тяжело нагрузились берестяными коробами – хозяйка взяла немного того, немного другого, немного третьего. Пока прошли ряд до конца, корзины в руках служанок оказались полны до самых краев.
На долю девушки достался небольшой бочонок меда. Бабушка Федора взяла два – липовый и цветочный. Один доверила гостье, второй легко забросила себе на плечо. И хотя скоморохов и качелей в этом путешествии не встретилось, Мария вернулась на подворье очень довольная прогулкой. Правда, на будущее решила все же гулять только с Александром Григорьевичем. Но уже через день бабушка Федора запретила ей вставать с постели, принеся прямо в опочивальню графинчик с хлебным вином и ножку тушеного гуся с толстой прослойкой жира под шкурой:
– Вот выпей и поешь. Тебе к завтрему заплыть надобно, округлиться. Для красоты.
– Смотрины?! – приподнялась Мария.
– Почти. Всех отобранных повитухами девок матушка царская самолично осматривает. Грамотку вчера вестник принес. Ты выбрана, ты без изъянов. Лежи, стало быть. Я еще одно одеяло принести велю. Парься…
Этот день стал самым ужасным в жизни юной Марии Хлоповой. Все время от рассвета до заката, вставая токмо по нужде, она провела под двумя жаркими ватными одеялами, выпивая каждый час по стаканчику едкого и крепкого вина и заедая либо гусятиной, либо пропитавшейся жиром квашеной капустой, в которой он тушился. Девицу мутило, в голове стоял туман, но приходилось терпеть. Красота требует жертв.